Мой внутренний ребенок хочет убивать осознанно

На протяжении нескольких столетий английское слово «sharing» означало совершенно конкретное понятие «поделиться». Но это, по-видимому, не помешало Курту вольно интерпретировать его как расплывчатое «взять». Как в случае с акционерной стоимостью. Прежде всего Курта ни капли не заботило, что его самокаты валяются повсюду и что он своей частной бизнес-моделью захламляет общественное пространство.

– А если никто не захочет взять припаркованный самокат в том месте, куда его привез последний клиент? – осторожно спросил я.

– Тогда мы забираем его. Мы ведь все равно должны это сделать. Чтобы зарядить.

– Это был мой следующий вопрос: кто следит за тем, чтобы самокаты всегда были заряжены?

– Ну мы. Мы ведь знаем через приложение, где они стоят.

– То есть кто-то бежит туда и вечером, перемещаясь климатически нейтрально, относит каждый разрядившийся самокат к розетке?

– Нет. Это делает по ночам наша служба возврата.

– Как она работает?

– Мы едем на фургоне к отдельным самокатам, отвозим их на нашу базу и подключаем к розеткам.

– И что это за фургон? Такой электровэн, как у почтовой службы?

– Это пятнадцать «мерседесов-спринтер».

– С дизельными двигателями?

– Они самые экономичные.

– Значит, каждую ночь пятнадцать дизельных автофургонов доставляют семьсот пятьдесят ваших электросамокатов для зарядки обратно на центральную базу?

– Да. В две смены. В девятнадцать часов фургоны развозят по парковочным пунктам самокаты, зарядившиеся за день, и забирают первые партии разрядившихся. Тогда они, самое позднее до двадцати двух часов, будут подключены к зарядным устройствам. Следующая смена в четыре часа утра привозит заряженные самокаты обратно на парковки и забирает остальные разрядившиеся самокаты, которые потом заряжаются в течение дня. Так что в двадцать два часа и в четыре часа у нас на центральной базе активный трафик. Убийственная логистика, говорю тебе. Но благодаря этому в любое время суток по всему городу всегда достаточно заряженных, углеродно нейтральных самокатов.

– Потому что ваши пятнадцать дизельных автофургонов развозят их дважды за ночь?

– Ты понял систему. Приходи к нам работать!

Курт покровительственно похлопал меня по плечу. Ни я, ни ребенок во мне не почувствовали себя польщенными. Однако у моего внутреннего ребенка возник еще один вопрос, который я с удовольствием передал Курту:

– Хм… Не проще было бы вашим клиентам через приложение заказать один из пятнадцати фургонов? Прямо на нем и поехали бы, куда захотят.

Я не совсем понял, Курт взглянул вопросительно или всего лишь тупо. Поэтому я конкретизировал вопрос:

– Я имею в виду, если пятнадцать автофургонов все равно два раза в день катаются туда-сюда с самокатами, то они ведь могли бы сразу брать с собой и клиентов?

– А? И что это даст?

– Вы бы смогли сэкономить на всех расходах с самокатами, а ваши клиенты добирались бы до места назначения гораздо безопаснее и за те же деньги. И количество углекислого газа было бы меньше, потому что не пришлось бы сначала эти самокаты производить.

– Но это не наша бизнес-модель. Ведь мы сдаем в аренду самокаты.

– Ну да, ради экологической устойчивости. Правильно.

На короткий момент воцарилось молчание, пока Курт жевал свой бразильский стейк, донор которого еще несколько дней назад пасся там, где несколько месяцев назад был вырублен экологически устойчивый тропический лес – ради быстрого разведения крупного рогатого скота.

– Значит, ты зарабатываешь деньги тем, что пытаешься предотвратить климатическую катастрофу, – сказал я, примирительно скругляя разговор.

– Нет. Я зарабатываю свои деньги на климатической катастрофе. – Он поднял свой бокал, предлагая мне присоединиться.

К счастью, мой бокал был пуст. Изменения климата как бизнес-модель. По крайней мере, в этом пункте он был честен.

Несмотря на его спортивный прикид, еда и вино, похоже, нарушили тепловой баланс в организме Курта. Он снял пиджак и повесил его позади себя на спинку стула. Его дорогая дизайнерская футболка была не только слишком тесна на животе, но и слишком коротка в рукавах. И моему взору открылось кое-что интересное. На его дряблом правом плече красовалась татуировка, какие накалывают себе на Майорке люди, проигравшие пари, будучи пьяными в стельку. Ярко-красное сердце с черным кантом. Вокруг сердце – лента. На ней одно слово – «Анна». Если Анна была юношеским грехом Курта по обоюдному согласию, то эта Анна определенно совершила гораздо бо`льшую ошибку.

Курт говорил без остановки, но о его предполагаемой правовой проблеме речь пока не зашла. Поэтому за десертом я направил разговор в нужное русло, чтобы узнать истинную причину, по которой я здесь.

– Лаура сказала, у тебя какая-то юридическая проблема?

– Верно. У меня проблема с моим арендодателем.

Курт достал из внутреннего кармана пиджака несколько документов в прозрачном файле.

– Что за проблема? – спросил я.