Мой внутренний ребенок хочет убивать осознанно

– Если каждый ребенок натянет эту маску перед тем, как его будут фотографировать, ничье право личности не пострадает. И таким образом мы даже создадим очень экологически устойчивые групповые фотографии. Кроме того, впоследствии на основании этой фотографии невозможно будет дискриминировать кого-либо по возрасту, полу или происхождению. А если ваш ребенок через несколько лет решит, что он родился в неправильном теле, то даже после смены пола он сможет без смущения посмотреть на свое старое детсадовское фото и с гордостью сказать: «Это был я!»

В один миг Петра, Штеффи, Клаудиа и Беата столь энергично пошли на попятную со своими желаниями климатически нейтрального детского сада, свободного от пластика, и групповых фотографий сообразно регламенту по защите персональных данных, что этой энергией можно было бы два года отапливать наш детский сад. Мне было немного жаль, что наше предложение по исполнению их желаний погасило в них несомненно справедливый энтузиазм. Но к счастью, угроза групповой экскурсии в котельную была снята с повестки дня.

Мой внутренний ребенок был счастлив.

50. Следы

Все проходит. Детство. Любовь. Жизнь. Все, что остается, – ваши следы. Живые следы в ваших детях. Или камни в стене.

Йошка Брайтнер. Внутренний желанный ребенок

В тесном подвальном помещении перед нами, на расстоянии полутора метров, сидели на кровати двое взрослых мужчин. Они выглядели потерянными. Что, возможно, объяснялось слишком тесными детскими масками из чистой органической шерсти, которые закрывали им глаза. Они ничего не могли с этим поделать, поскольку у каждого кисти рук были скованы спереди железной цепью. Вдобавок руки у обоих были зафиксированы той же цепью на корпусе. Кроме того, эта цепь проходила через недавно вбитый в стену подвала скальный крюк за спиной у каждого и вела к скальному крюку за спиной другого. К этому скальному крюку цепь крепилась висячим замком. В каждом замке торчал ключ. Радиус возможного движения кистей рук у обоих закованных был таков, что каждый мог бы достать как раз до этого замка на конце цепи его сокамерника.

Короче говоря: каждый из двоих мог снять оковы другого. Но не свои.

Мы с Сашей одновременно стащили с них маски. Борис, моргая, огляделся и выплюнул старый носок. Увидев меня и Сашу, он тут же собрался пожаловаться на такое обращение с ним… и вдруг краем глаза заметил мужчину рядом с собой – Курта.

– Что этот олух делает в моем подвале?

Мой подвал! Приятно было наблюдать воочию, как Борис теперь идентифицирует себя со своей жизненной ситуацией.

Курт тоже не обрадовался тому, что увидел. Несколько часов назад он еще рассчитывал стать свидетелем смерти Бориса, чтобы после этого начать новую жизнь. И торчать здесь в подвале, закованным цепью, рядом с Борисом совершенно не соответствовало его ожиданиям.

Он тоже выплюнул носок и взревел:

– Ты обещал мне, что эта свинья умрет! Это засранец не имеет права на жизнь!

В подобной ситуации менее эмоциональные люди, вероятно, для начала пожаловались бы на то, что они скованы. Но только не Курт. Видимо, он счел это обстоятельство мелким недоразумением, которое сейчас прояснится.

Я мог разъяснить несоответствие между ожиданиями Курта и реальностью и начал с нескольких вступительных слов:

– Господа уже ведь знакомы друг с другом. Так что мы можем обойтись без взаимных представлений.

– Да что тут… – завелся было Борис, но Саша прервал его мотивирующим подзатыльником:

– Заткнись. И слушай.

– На этой неделе у всех нас имелись некоторые проблемы друг с другом. Курт непременно хотел, чтобы мы отпилили Борису голову, иначе он собирался донести на нас в полицию. Но мы с Сашей больше не хотим убивать. И быть обнаруженными полицией мы тоже не хотим. А как только Борис оказался бы на свободе, наша жизнь по-любому бы закончилась… Понимаете, в чем проблема?

Ни Борис, ни Курт не ответили на мой риторический вопрос.

Слово взял Саша:

– Но в некотором смысле именно Курт своим поведением обратил наше внимание на то, что в долгосрочной перспективе наш план с Борисом неудачен. Ни внутри подвала, ни снаружи.

Прежде чем кто-то из двух упомянутых лиц смог высказать свое мнение по этому поводу, я указал на моральную дилемму, перед которой мы оказались:

– Мы обещали самим себе и Борису не убивать его. Но кроме того, я также обещал Курту, что он может быть свидетелем того, как Борис умрет. И вдобавок мы с Сашей обещали друг другу, что никого больше не убьем. Я знаю, чтó вы теперь скажете: «Мы все взрослые люди. Мы все обладаем свободой переосмысливать свои желания…» И вы будете удивлены: мы с Сашей именно этим и занялись. Мы добросовестно поразмышляли над тем, чтобы просто пристрелить вас, двух законченных идиотов, да и все. Но потом мы решили не делать этого. Мы не хотим больше убивать. Но мы и не хотим препятствовать исполнению ваших желаний и наших обещаний.

Ни Курт, ни Борис не пришли самостоятельно к столь очевидному решению.