Мой волшебный фонарь

Меня лично индийские слоны не интересовали, но мне ужасно хотелось посмотреть на черных пуделей. Иська их видела, когда шла в школу. Пудели гоняли по площадке и выкидывали всякие штучки; особенно они стараются, когда кто-нибудь из прохожих остановится и немножко полает. Из окон нашего класса было видно, что румыны уже почти закончили ставить ограду, а это означало, что вот-вот путь к пуделям будет отрезан. Поэтому я сунула в сумку учебник по литературе и, мысленно пожелав здоровья малышу пани Рудзик, кинулась к двери, возле которой уже была дикая толчея и адский шум, потому что Франек трубил как целое стадо слонов, а Иська лаяла, хотя черные пудели вряд ли могли отсюда ее услышать.

Вся беда была в том, что дверную ручку заело и мы не могли выйти в коридор. Ясек пытался открыть замок отмычкой, а те, кто толкались поблизости, молотили его по спине, точно это могло помочь. И тут я обратила внимание на Мирку Трачик. Она стояла рядом со мной с сумкой через плечо и тупо глядела в пространство. Заметив, что я на нее смотрю, она сказала:

— Придется мне остаться на второй год…

— Это почему? — удивилась я.

— Географичка предупредила, что, если я схвачу еще одну пару, она меня не аттестует.

— Это она только так говорит! — попыталась я утешить Мирку. — А как дойдет до дела, все утрясется! Увидишь.

— Нет, — ответила Мирка. — Она сказала, что еще одна двойка, и я лишаюсь последней возможности… И маме моей повторила то же самое.

Признаться, после этого разговора мне почти совсем расхотелось видеть черных пуделей, но я подумала, что от индийских слонов класс так легко не откажется.

— Послушайте! — завопила я что было мочи. — Послушайте, давайте останемся, потому что…

Я еще что-то кричала, но ни одна душа меня не услыхала, такой поднялся галдеж.

Тогда я вскочила на скамейку в надежде хоть как-то привлечь к себе внимание. И заорала во все горло:

— Если Мирка Трачик удерет, ее оставят на второй год! Слышите? Мирка останется на второй год, потому что географичка влепит ей пару!

Меня услышал Богдан Кмицик.

— Ну и пусть сидит в классе, никто ее насильно за собой не тащит, — сказал он.

Я посмотрела на Мирку.

— Оставайся, — сказала я.

— Ты что? — фыркнула она. — Все уйдут, а я останусь? За кого ты меня принимаешь?

— Никто на тебя не обидится. В конце концов, нетрудно понять, почему ты должна остаться.

— Где ты живешь, Агата? На нашей земле такие поступки не прощают. Никогда.

Я еще пыталась ей что-то втолковать, пока Ясек ковырялся в замке, но мои слова звучали довольно-таки неубедительно — я понимала, что Мирка права. Даже спустя пятнадцать лет мы бы говорили при встрече: «Помните Мирку Трачик? Помните, как она одна-единственная торчала в классе, когда все сбежали с географии? Вот была зануда!» И не стоило удивляться, что Мирка не горит желанием оставить по себе такую память в сердцах тридцати человек.

— Кто остается?! — крикнула я, и вдруг в классе стало тихо-тихо, так как в эту самую минуту в замке что-то щелкнуло, и Ясек осторожно повернул отмычку. Все взоры были устремлены на него, и никому дела не было до Мирки Трачик. Я спрыгнула на пол.

— Я с тобой останусь, — сказала я, — и попробую уговорить Малгожату…

Ясек распахнул дверь. Я увидела, как Малгося первая вылетела в коридор. За ней бросились все разом, застревая в дверях, и тут прозвенел звонок на урок.

— Беги, — сказала Мирка. — Беги, не раздумывай.

— Я остаюсь, — ответила я, хотя ноги сами несли меня следом за остальными: даже не из-за этих черных пуделей, а из чувства солидарности.

— Идем, — подтолкнула меня Мирка и громко сказала: — Нужно быть солидарной!

В ее словах была горечь. Я перестала колебаться.

— Я и буду солидарна — с тобой. И никуда не пойду!

— Сама видишь, какая может быть солидарность, когда речь идет об одном человеке, — сказала тогда Мирка. — Существует только солидарность с толпой. Я пошла.

Толпа уже докатилась до конца коридора. Я, кажется, впервые в жизни возненавидела и Ясека, и Малгосю, и Глендзена — хотя он, в общем-то, неплохой парень, — и Иську, и Люсю, и Владека, всех возненавидела за те ужасные слова, которые вырвались у Мирки Трачик. Потому что солидарность с одним человеком все-таки существует. Должна существовать: чего бы стоили без нее любовь, дружба, товарищество? Жаль только, все это так сложно, можно в два счета запутаться, как в лабиринте. Может быть, я рассуждаю очень глупо, но мне кажется, быть солидарным — это значит поддерживать человека во всем хорошем и удерживать от дурного. К сожалению, я не могла этого сказать Мирке, потому что такие слова похожи на напечатанное крупным шрифтом изречение в учебнике для второго класса. Или еще того хуже. Но все-таки мне удалось уговорить Мирку остаться.

Мы сели за первую нарту. Тоскливо нам было, хоть плачь. А географичка не пришла. Должно быть, она из окна учительской увидела, как весь наш класс солидарно вылетел из школы в направлении цирка. И ей в голову не пришло, что кто-то мог отколоться и остался. Ну скажи, красиво это с ее стороны?

* * *