Мой волшебный фонарь

«…Я вовсе не уверена, что моя сестра понимает счастье так же, как я…» — написала Агата. Ух! Я, конечно, тоже считаю себя счастливой оттого, что у меня есть сестра, но в чем-то Агата все-таки права. Счастье у каждого свое, собственное, не такое, как у другого. Кроме того, наверно, существует какое-то общечеловеческое счастье. Думаю, что учительница, которая преподает у Агаты и Ясека обществоведение, вмиг сумела бы это объяснить, если б только Агата пожелала ее спросить. Но Агата ни о чем ее спрашивать не станет, потому что, насколько я понимаю, именно эта учительница — единственный во всей школе человек, которого Агата искренне не любит.

У Ясека подобных забот нет. Он живет, точно орешки щелкает, — лишь бы только не попадались пустые. Единственное, в чем он преуспел, — это в искусстве без промаха забрасывать мячи в баскетбольную корзину, что при его ста восьмидесяти сантиметрах роста, между нами говоря, не так трудно. Несмотря на то что Агата первая ученица, а Ясек — последний лодырь, он самая популярная личность в классе. Двойки — а их у него несметное количество — ничуть не мешают ему воображать: как же, лучший баскетболист спортклуба! Краса школы и гордость семьи. Восходящая звезда польского баскетбола, которую на будущей неделе будут демонстрировать по телевидению.

Мой братец не способен правильно определить центр прямоугольника, но это никого не беспокоит — главное, что он из центра площадки точно попадает в корзину! Его буквально за уши перетаскивают из класса в класс, насильно запихивая в голову минимум необходимых знаний. И в результате жалкие троечки Ясека радуют нас куда больше, чем круглые пятерки Агаты! Причем мы прекрасно понимаем, как это несправедливо. Бедная Агата! Она старательно восхищается тройками брата, а собственный дневник смущенно заталкивает в дальний угол, чтобы, упаси бог, у героя дня не возникло неприятных ассоциаций. Я считаю, что в данном случае Агата проявляет излишнюю деликатность, но за это я ее и люблю. А вот почему я все-таки люблю Ясека, просто не понимаю. Иногда я думаю, что исключительно за победно поднятый кверху нос, один вид которого неизменно наполняет мою душу оптимизмом.

Особое место в нашей жизни занимает дядя Томаш. Раньше он жил вместе с нами, а несколько месяцев назад перебрался в собственную квартиру, но приходит к нам чуть ли не каждый день.

— Стоит мне побыть немного одному, как в голову начинают лезть всякие страшные мысли, — уверяет он маму. — Так и тянет повеситься на никелированном крючке в моей шикарной ванной. И зачем только мне понадобилась эта квартира? — спрашивает он у нас.

А мы в ответ смеемся, потому что знаем, зачем она ему понадобилась.

Всем нам очень нравится Лиля, пожалуй, только мама не разделяет общего восторга.

— Боюсь, Томаш плохо себе представляет, во что обходится стремление поспевать за модой, — часто говорит она. — Если б я вздумала гнаться за модой, вы бы у меня через три дня после зарплаты сидели без обеда!

А Лиля гонится и поспевает. Не знаю, во сколько ей это обходится, думаю, что в копеечку; но, когда Лиля появляется в нашем доме, мы каждый раз долго не можем прийти в себя.

— Понюхай ее… — шепчет Агата. — Умоляю, понюхай!

И в самом деле, пахнет Лиля восхитительно. Агата утверждает, что этим запахом непременно пропитается вся квартира дяди Томаша, когда Лиля станет его женой. Вполне возможно. Наша мама пахнет ацетоном и сероуглеродом, потому что она работает в химической лаборатории. И в квартире у нас тоже пахнет ацетоном, и все мамины платья пропитаны химическими запахами.

— У твоей мамы очень странные духи! — сказал однажды Витек.

Мамины духи называются фенол. А Витек у нас больше не бывает. И вообще не стоит о нем даже упоминать, потому что в рассказе о нашей семье он никакой роли играть не будет. Он к нам теперь не приходит, хотя…

По вечерам я долго лежу, не зажигая света. Я закрываю глаза, и тут он является в моем дурацком воображении. Он садится на стул возле моей постели, и я улыбаюсь ему так же, как улыбалась на каждом уроке физики, потому что в физической лаборатории мы с ним сидели рядом, пользовались одной газовой горелкой, одним учебником — моим, свой Витек продавал уже в конце первой четверти, чтобы взамен купить очередную серию марок с животными. И так было до самых выпускных экзаменов… По вечерам я часто вспоминаю школу. И по-прежнему Витек то и дело встревает в мои воспоминания, — значит, он все-таки занимает какое-то место в нашей жизни…

Сегодня Ясек вернулся из школы одни.

— Что случилось с Агатой?! — крикнула я.

— Сейчас, сейчас расскажу, дай только что-нибудь перехвачу. Я умираю с голода! — прокричал Ясек в ответ. — Ты не представляешь, какой у нас сегодня был денек!

Последние его слова утонули в страшном грохоте. Мама утверждает, что у Ясека валится из рук решительно все, к чему он ни прикоснется. Поскольку через минуту он влетел ко мне с внушительных размеров яичницей на тарелке, я поняла, что на этот раз мой брат прикоснулся к сковородке.

— Агата окончательно спятила! — коротко сообщил он.

— С чего ты взял?