Мои Воспоминания

Помню, однажды в пятницу, когда мы были свободны от хедера, ему захотелось выбрать лучших мальчиков в городе и послушать, как они читают отрывок из Гемары. Он взял, помнится, «Бава Меция»[97] и с двенадцатью мальчиками пошёл через луг к реб Симхе-Лейзеру[98]).

Был прекрасный солнечный день. Исроэль срезал перочинным ножиком хорошие, мягкие прутья на лугу и держал в руке Гемару. Каждому из мальчиков он дал отдельный отрывок из Гемары, и если тот не знал, то должен был лечь, и Исроэль сёк его мягкими прутьями столько раз, сколько считал нужным. Плакать никто не плакал – сдерживались: принимали всё это с любовью и в самом деле считали, что заслужили порки – мы форменные гои, что не знаем Гемару, а он, Исроэль, такой учёный. Но кое-кто уже не в силах был больше выдержать порки и начал плакать, а Исроэль не слушал и продолжал сечь, приговаривая:

«На тебе, эдакий гой, на тебе!…» - и оставляя на теле голубые полосы с запекшейся кровью.

Мне он дал пересказать отрывок «Сдающий на хранение»[99]. Но я тогда ещё не учил Гемару, а только «Леках тов», и совсем не знал отрывка «Сдающий на хранение». Он мне выдал восемнадцать розог, и таких крепких, что я помню их поныне.

Потом мы все, выпоротые, отправились вместе с тем, кто нас порол, домой, с заплаканными глазами, опозоренные, подавленные, но без претензий: мы это заслужили! Мальчики уже стали больше бояться розог Исроэля, чем учительских, потому что раби бьёт всё-таки милосердно и не такими мягкими, свежими и длинными прутьями, какие Исроэль нарезал на лугу.

Всевышний помог, и вскоре реб Евзель Вишняк забрал своего сына к себе в Люблин, поскольку в Каменце для него не нашлось меламеда.

Мы были рады: избавились от Исроэля!

Когда мне исполнилось восемь лет, отец меня передал наконец меламеду Моте, у которого я должен был учиться ещё два года назад. Это был хороший меламед. К тому же он не так бил мальчиков, и они у него хорошо учились. Он учил с детьми Гемару и добивался замечательных результатов. Час в день он также рассказывал детям истории о мудрецах и обо всём, что творится в ином мире, а именно: как мучаются грешники после смерти сто лет подряд. Ещё он рассказывал подробно маршрут мёртвых, например, как грешник встречает ангелов-мучителей по пути в ад, о свойствах ада, как жгут грешников и т.п.

По его рассказам, каждый праведник должен страдать после смерти от побоев ангела-мучителя (и о чём я уже писал)[100]. Получив свою порцию побоев, он должен идти в ад, и каждый праведник, даже самый великий, должен находиться двенадцать месяцев в аду. По дороге в ад его встречают ангелы-мучители, которые стегают его железными прутьями и швыряют на груду огня. С груды огня его швыряют на груду льда. Так его перебрасывают с груды огня на груду льда и обратно. Потом, если он большой злодей, ангелы-мучители бросают его от одного к другому все двенадцать сотен лет ожидания, то есть двенадцать сотен лет проходит, пока он упадёт на ту груду огня. И словно этого мало, по пути он встречает шестьдесят раз по десять тысяч ангелов-мучителей, и каждый бьёт его железными и раскалёнными прутьями. Потом ему велят идти в ад. И там он должен очищаться двенадцать месяцев. Больше времени никто в аду не бывал. Попасть в ад – это уже хорошо. Но перед этим мучится человек сотни лет в огне и в воде, во льду и в страхе…

Для пущего реализма наш раби даже обозначал краской и пером на бумаге размеры ада. Он считал что размеры ада – двенадцать сотен лет в длину и четыреста в ширину.

С адом ещё беда, что человек не знает, где находится его дверь. Если бы знать, если бы сразу войти в дверь, можно было бы избавиться от ударов со стороны ангелов-мучителей. Он крутится туда и сюда, ищет двери и при этом схватывает удары.

И раби нам показывает пальцем, как человек стоит, кажется, у самой двери и идёт как раз назад. Он уже прошёл четыреста лет в ширину в одну сторону и двенадцать сотен лет в длину; и дальше четыреста лет в ширину, и дальше двенадцать сотен девяносто девять лет и тысяча месяцев. Дверь – узкая и запрятанная, и вот он ходит и ходит, бедняга, по аду среди ангелов-мучителей три тысячи сто девяносто девять лет.

Но праведник обычно сразу находит дверь в ад и не должен ходить вокруг да около так много лет.

Ещё раби любил рассказывать чудесные истории о Виленском гаоне, как он постиг все семь отраслей знаний, как рассматривал звёзды, а когда захотел узнать, как велика звезда и что на ней происходит, то пригласил все звёзды к своему столу и их как следует рассмотрел и изучил.

Однажды, рассказывал ребе, Виленский гаон был на свадьбе большого богача, и сват попросил его повеселить жениха и невесту.