Мои воспоминания

Проект был Техническим комитетом принят, но предстояло испытать самый принцип стрельбою из орудий. По договору и заданию, испытание должно было производиться стрельбою 75-миллиметровыми снарядами, снаряженными пироксилином. Эти снаряды почти никакого вреда не приносили. Испытания затянулись на несколько лет. За это время была японская война, после нее было выработано применение, вместо пироксилина, увеличенных зарядов более сильного взрывчатого вещества – тола. В отмену первоначального задания стали испытывать действия 120-миллиметровых снарядов, снаряженных толом; затем перешли на шестидюймовые (152-миллиметровые), также снаряженные толом. Хотя водобронный миноносец и эти снаряды выдержал, – все отменили, ибо ход был признан недостаточным, а углубление и погруженная боковая площадь судна столь большими, что по нему можно было действовать торпедами Уайтхеда, и было решено судов этого типа не строить. В общем это дело тянулось более 10 лет.

В 1892 г. был самый разгар дела Дрейфуса. Джевецкого как-то не было дома, а я работал в чертежной. Докладывают мне, что пришел русский, спрашивает хозяина. Оказалось – Маврокордато, с которым я встречался у Джевецкого в Петербурге.

– Вы читали сегодняшние газеты? Арестован полковник Henry и заключен в крепость.

– Поверьте, завтра его не будет.

– Что вы, ведь здесь не Россия.

– Вот увидите.

Не дождавшись Джевецкого, Маврокордато ушел. На следующий день опять приехал. Джевецкий был дома.

– Знаете, Крылов мне вчера сказал, что Henry не будет, вот экстренный выпуск газеты, он покончил самоубийством.

– Что же тут удивительного, – ответил я, – про него писали, что у него четыре или пять детей мал мала меньше, что он нежный отец и пр., вдова и дети получат пенсию, ибо он был подследственный, а не осужденный.

Хорошо обстояло дело с минными аппаратами. Джевецкий систематически менял первоначальный проект, значительно упростил его и усовершенствовал так, что его аппараты были приняты в нашем и во французском флоте и давали ему хороший доход.

Около 1905 г. Джевецкий разработал оригинальную теорию гребных винтов. Для обыкновенных надводных судов гребные винты его системы не представляли особенных выгод и в практику не вошли, но приблизительно с этого времени началось и быстро развивалось строение самолетов, для которых винты системы Джевецкого оказались выгодными и нашли практическое применение, так что Джевецкий одно время, пока винты делались деревянными, основал небольшой завод, где и изготовлялись его винты.

Бывая довольно часто за время от 1909 до 1914 г. за границей, я всякий раз навещал в Париже Джевецкого. Последний раз я видался с ним за время с 1925 по 1927 г., когда я, будучи в длительной заграничной командировке, состоял главнонаблюдающим за постройкой во Франции громадных нефтеналивных судов «Нефтесиндикат» и «Советская нефть». Несмотря на свои 84 года, Джевецкий обладал вполне ясным умом, занимался кинетической теорией газов, и его сообщения не раз докладывались в Парижской академии наук и печатались в ее «Известиях» (Comptes Rendus). Долгое время Джевецкий был единственным из участников боя «Весты», и к этому дню я ему посылал или письмо, или приветственную телеграмму.

Скончался Джевецкий в апреле 1938 г., дожив до преклонного возраста – 95 лет. За несколько дней до его смерти Парижской академии наук было доложено последнее его научное сообщение.

Знакомства и встречи

Павел Дмитриевич Кузминский и сэр В. В. Захаров

С Павлом Дмитриевичем Кузминским я познакомился в 1886 г. в Техническом обществе, где он вел войну с секретарем В. И. Срезневским. Началась эта война с записи Кузминского в книге общества: «С. с[28] Срезневский тогда-то учинил то-то…». Срезневский обиделся, книгу заявлений убрали; тогда Кузминский вновь вклеил свое заявление, добавив, что у него 50 штук готово, и он будет их вклеивать. Пришлось оставить. Затем вмешался в дело генерал Филиппенко, написавший фельетон под заглавием: «Где тайна, туда зови прокурора». В этом фельетоне рассказывались разные мелочные «художества» В. И. Срезневского, между прочим, такое, что Срезневский делает для одной фирмы фотопластинки и печатает: «Пластинки фирмы X, изготовляются под наблюдением магистра В. И. Срезневского». Филиппенко спрашивает, почему Срезневский не печатает своего полного ученого звания – «магистр русской словесности», а то могут подумать: магистр химии, магистр физики, магистр фармации, и отдать этим пластинкам предпочтение. Кузминский и этот фельетон вклеил в книгу заявлений.

Был некий полковник Козлов, придумал он «цифрарь диаграммометр» – аппарат для измерения и суммирования диаграмм. Срезневский что-то придрался к этому прибору, и «фуражка полковника Козлова коснулась лица с. с. Срезневского» в прихожей Соляного городка. Это Кузминский принял за начало счета времени и начинал свои заявления так: «В 187-й день после того, как фуражка полковника Козлова коснулась лица с. с. Срезневского…»