Мои воспоминания. Часть 2. Скитаясь и странствуя.

Интересно, как тогдашние евреи относились к войне. Они были настроены в высшей степени патриотично. И не будет преувеличением сказать, что почти все евреи были готовы идти в огонь и воду ради победы родины, как если бы это была еврейская война с еврейскими генералами и министрами, а евреи бы имели в стране все свободы. Эти настроения, конечно, родились оттого, что во времена Александра Второго отношение правительства к евреям немного смягчилось, улучшилось, стало благожелательней.

Казалось, что тяжкое бремя галута, с облавами, с "чертой", со всеми бедствиями - исчезло, и евреям стало легче дышать. Еврей мечтал о победе России, прямо дрожал из-за каждого клочка земли, который могли захватить турки.

Много еврейских девушек записалось в милосердные сёстры, а интеллигентные молодые люди добровольно и с воодушевлением пошли на войну.

И помню, что когда русская армия легко, без кровопролития, пересекла реку Дунай, многие евреи так радовались, что люди танцевали на улицах, где царили радость и веселье. Между собой людиговорили:

"Мы захватим, мы победим!"

На Крещатике, на еврейской бирже, на тротуарах оживлённых улиц, бегали озабоченные евреи - купцы, маклеры и фабриканты, мелкие торговцы, рабочие и нищие, и говорили в большом волнении о войне. При этом гордились царём, вне себя от его доброты, его нежного сердца, восхваляли его и с восторгом спорили обо всех реформах, которые он провёл и ещё проведёт.

И с особым удовольствием перечисляли все те хорошие вещи, которые царь провёл за время своего пребывания на троне: сократил военную службу с двадцати пяти лет до пятнадцати, запретил телесные наказания солдат, освободил крестьян из крепостного состояния, реформировал суды, сделал некоторые уступки евреям и другим народам и т.п. Это было такое время, которое тот, кто его пережил, уже не забудет.

До тех пор я о заработке ещё не беспокоился о заработке, но тут стал искать способа, как в этом отношении устроиться.

Выручка в магазине становилась всё слабее и слабее. А у меня ведь имелись обширные и влиятельные знакомства - среди богатых людей, готовых мне помочь с выручкой, но для этого я должен был иметь больше товара, просторнее магазин - и на это мне не хватало денег.

Я уже говорил, что не умел жульничать, крутиться, хватать, комбинировать, как все деловые люди. По этой же причине я не смог стать настоящим арендатором, как все в моей семье, кто получил усадьбы дороже стоимости их капитала, а потом крутился и жил себе с миром.

Крутиться я не умел. Я также не хотел надрываться. Жить спокойно - вот всё, что я хотел. Спокойно, скромно, без лишнего богатства, - чтобы позволить себе почитать книгу, сделать что-то на пользу общества, заниматься духовными вопросами. Более того: я всегда ненавидел людей, погружённых душой и сердцем в дела, - кто копит, тянет, рвёт деньги и ни о чём не беспокоится, кроме своего гешефта, кроме своей выгоды.

И втайне признаюсь (чтобы не слышала моя жена), что в глубине сердца я смеюсь над большим миллионером реб Израилем Бродским с его сахарным заводом, с его большими делами, с его неслыханным шумом и суетой. Для чего богатство и шум вокруг богатства? Разве не лучше - скромная жизнь, хорошая и нужная работа на пользу обществу, тихий дом и душевная компания милых и добрых друзей? Для чего нужны деньги? Для чего весь этот убивающий душу и сердце тарарам? Но жить-то надо - и всё, чего я желал, как сказано, это иметь какой-то надёжный доход.

Но этого-то и не было. Полки всё больше пустели, стало не хватать денег - не на что было купить товар, и с квартплатой - беда.

Случилось так, что один русский по фамилии Сторицкий взял подряд на доставку полу- миллиона пудов сухарей для армии. Требовалась мука, пекарня, и человек, который будет печь из муки, доставленной из Белой Церкви. Меня для этого порекомендовали, и я был взят.

Прибыл первый транспорт с двумя тысячами пудов муки. Я взвесил муку в пекарне, оказалось - две тысячи двадцать пудов. Получив квитанцию от того, кто доставил муку в пекарню, я обнаружил, что в квитанции записано не две тысячи двадцать пудов, а две тысячи двести двадцать.

Я ему сказал тому, что тут ошибка, что имеется не более двух тысяч двадцати пудов. Он ответил, что ошибся я, и стал тут же меня упрекать в том, что я не гожусь для этой работы, если допускаю с первым же транспортом такую большую ошибку. Я заявил:

"Нет, вес именно такой. Взвесьте сами".

Но тот не хотел со мной больше разговаривать.

"Какое ваше дело?" - закричал он наконец сердито, увидев, что ничего не может со мной поделать. - Не вмешивайтесь в это. Пусть хозяин беспокоится".

Через два дня прибыл мучной подрядчик, христианин, я сделал вид, что ничего не понимаю, и рассказал ему историю с "ошибкой", то есть, что в полученной мною квитанции вес завышен на двести пудов. Я спорил, рассказал я, но мне сказали, что не моя забота - то, что записано больше.

Мучной подрядчик выслушал меня и уволил с должности как не умеющего считать.