Мои воспоминания о Восточной Африке

В это время лейтенант Штернгейм, командир батареи отряда Краута, телефонировал, что неприятель ночью атаковал еще раз и большими массами вторгся на позицию у Реаты. Судя по донесениям, казалось вероятным, что эти сильные части противника будут продолжать наступление от Реаты в направлении на Кахэ и отрежут нас от сообщения с тылом. Рисковать этим и все-таки вести атаку на Марангу представлялось мне слишком опасным. Поэтому я отдал войскам, находившимся у Китово и Химо, приказ к ночному отступлению по направлению к дороге Кахе-Реата. В качестве прикрытия в Химо должна была оставаться рота Штеммермана. Неприятным последствием этого отступления являлось то, что всякая связь командования с отдельными войсковыми частями прерывалась как минимум на несколько часов. Кто знаком с такими ночными переходами в густом кустарнике, тот знает, как легко часть может совершенно оторваться и затем на продолжительное время стать вообще недостигаемой для управления.

К счастью, местность была мне до известной степени знакома, поэтому мы могли перейти через поле на новую дорогу, и притом мы постоянно слышали оживленный огонь со стороны гор Реата и Латемы. Несколько беглецов, прятавшихся в кустах, вышли навстречу нам; они не поверили нашим заявлениям, что мы немцы, и снова исчезли. На новой дороге мы натолкнулись на перевязочный пункт. Показания многочисленных раненых были так противоречивы и неясны, что создавалось впечатление очень сильного и близкого боя в кустарнике, но об его ходе и развитии выяснить нельзя было ничего. В конце концов, удалось установить телефонную связь с майором Краутом. Последний находился с частью своего отряда у юго-западного склона горы Реаты, у дороги Кахе-Тавета. Перестрелка на высотах постепенно замерла, и его патрули не обнаружили больше на горе Реате никаких признаков неприятеля. Рано утром 12 марта Краут снова нашел часть своего отряда, занимающего старую позицию на высотах. Неприятель же отошел к Тавете.

Когда около 6 часов утра я прибыл на гору Реата, там собирали многочисленные трофеи. Беспорядок во время ночного ближнего боя в кустарнике был очень велик. Убитые англичане, лежавшие в кустах позади фронта отряда Краута, показывали, как далеко проникали отдельные партии противника. Неприятельские одиночные стрелки, засевшие среди скал, поддерживали меткий огонь, и избавиться от них было невозможно. Стало ясно, что наступление противника отбито, причем ему нанесены тяжелые потери. Огорчало лишь, что тсутствовала всякая связь с отрядами, двигавшимися сквозь густой кустарник из района Химо к дороге Кахе-Реата, и трудно было ожидать, что ее восстановления ранее чем через несколько часов.

В таком положении оставалось лишь пожалеть, что я оттянул к дороге Кахе Реата войска нашего левого фланга, находившегося в районе Китово - Химо. После очищения высот на нашем левом фланге, позицию у Реаты долго удерживать было нельзя, тем более, что в нашем расположении не имелось воды, которую приходилось доставлять из тыла, в расстоянии около часа. Вернуть назад части левого фланга, находящиеся в походе, ввиду отсутствия в данный момент связи с ними, было нельзя. Поэтому я решил очистить позицию у Реаты и после уборки поля битвы отошел назад к воде, имевшейся юго-западнее данной горы. В течение дня остальные отряды начали прибывать в различные пункты дороги Кахе-Реата, где и располагались бивуаком.

Командование отправилось на плантацию Ней-Штеглиц. Постройки плантации находятся между Кахе и Реатой, на небольшой возвышенности, с которой открывается далекий обзор над лесом, как раз особенно густым у дороги Кахе Реата. По пути я встретил капитана Шенфельда, сообщившего мне об установке своего 10,5-сантиметрового кенигсбергского орудия у деревни Кахе, на южном берегу реки Паангани.

После нашего отхода неприятель занял гору Реату и некоторое время стрелял в воздух из винтовок и легких орудий.