Мои воспоминания. Том 1. 1813-1842 гг.

Когда постиг меня судьбины гнев,
Для всех чужой, как сирота бездомный,
Под бурею главой поник я томной,
И ждал тебя, вещун Пермесских дев,
И ты пришел, сын лени вдохновенный,
О, Дельвиг мой, твой голос пробудил
Сердечный жар, так долго усыпленный,
И бодро я судьбу благословил.
С младенчества дух песен в нас горел
И дивное волненье мы познали,
С младенчества две музы к нам летали,
И сладок был их лаской наш удел.
Но я любил уже рукоплесканья,
Ты гордый пел для муз и для души;
Свой дар, как жизнь, я тратил без вниманья,
Ты гений свой воспитывал в тиши{224}.

Конечно, в этом мастерском обращении к Дельвигу видно дружеское пристрастие, но нельзя же было Пушкину так относиться к Дельвигу, если бы он не признавал в нем таланта, достойного уважения.

Множество эпиграмм и юмористических статей, написанных на Дельвига Булгариным{225}, А. Измайловым{226}, Бестужевым-Рюминым{227}, Сомовым{228} и другими, впрочем, довольно вздорных, осмеивают его главный недостаток: лень. В некоторых из них его представляют под именем Лентяева.

Впоследствии Пушкин высоко ценил гекзаметры Дельвига и в 1829 г., посылая ему в подарок бронзового сфинкса, приложил четверостишие под заглавием «Загадка»:

Кто на снегах возрастил Феокритовы нежные розы?
В веке железном, скажи, кто золотой угадал?
Кто Славянин молодой, Грек духом, а родом Германец?
Вот загадка моя, хитрый Эдип, разреши{229}.

Когда Пушкин в своих стихотворениях под заглавием «19-е октября»{230} обращается к некоторым из своих лицейских товарищей, то в их числе непременно упоминает о Дельвиге в самых дружеских, задушевных выражениях.

Многие из воспитанников первого выпуска умерли вскоре по выходе из Лицея; только некоторые прожили до глубокой старости; теперь (1872 г.) осталось их пятеро в живых, а именно: вышеупомянутые князь Горчаков, Матюшкин и кроме них барон Корф{231}, которому при увольнении его 1 января 1872 г. от должности председателя Департамента законов Государственного Совета пожаловано графское достоинство; Малиновский{232} и Комовский{233}, оба в отставке, первый живет в харьковском своем имении, а последний в С.-Петербурге.

Дельвиг жил несколько времени с известным поэтом Евгением Абрамовичем Баратынским в Семеновском полку, где они и вместе и порознь писали много стихов, не попавших в печать. Там сочинена пародия на стихотворение Рылеева{234}:

Так в Семеновском полку
Жили они дружно…

К этому же времени принадлежит и пародия на «Славься, славься», с припевом:

Славьтесь цензорской указкой,
Таски вам не миновать{235}.

Некоторые из стихотворений Дельвига, известных тогда в рукописи, были приписываемы другим поэтам. Мне помнится, что к этому числу принадлежит песня «Давыд», которую часто певали; из нее приведу следующие стихи:

Любил плясать король Давыд,
А что же Соломон?
Он о прыжках не говорит,
Вино все хвалит он,
Великий Соломон!{236}

И <между прочим>{следующий} перевод из Беранже:

{Однажды Бог, восстав от сна,
Курил цигару у окна и т. д.}

с припевом:

Je veux, mes enfants, que le diable mʼemporte[17], {237},

{переданным}:

Черт побери меня, ей-богу{238}.

Этот перевод тогда всех очень занимал.

Несмотря на свою лень и кажущуюся апатию, Дельвиг в обществе был любезен; его рассказы были всегда полны ума, какого-то особенного добродушия, и он нравился дамам. Были минуты, в которые он очень легко подражал стихам других поэтов.