Мои воспоминания. Том 1. 1813-1842 гг.

Один из самых частых посетителей Дельвига в зиму 1826–1827 гг. был Лев Сергеевич Пушкин, брат поэта. Он был очень остроумен, писал хорошие стихи, и не будь он братом такой знаменитости, конечно, его стихи обратили бы в то время на себя общее внимание. Лицо его белое и волосы белокурые, завитые от природы; его наружность представляла негра, окрашенного белою краскою. Он был постоянно в дурных отношениях к своим родителям, за что Дельвиг часто его журил, говоря, что отец его хотя и пустой, но добрый человек, мать же и добрая и умная женщина. На возражение Льва Пушкина, что «мать его ни рыба ни мясо», Дельвиг однажды, разгорячившись, что с ним случалось очень редко и к нему нисколько не шло, отвечал: «Нет, она рыба». Конечно, спор после этих слов кончился общим смехом. Лев Пушкин вел не только рассеянную, но и дурную жизнь, при чем издерживал более, чем позволяли средства; он любил много есть и пить вина, вследствие чего Дельвиг одно из стихо творений, написанных им вместе с Баратынским, начал следующею строфою:

Наш приятель, Пушкин Лев,
Не лишен рассудка,
И с шампанским жирный плов,
И с груздями утка
Нам докажут и без слов,
Что он более здоров
Силою желудка (bis){252}.

За этой строфою следовала строфа о поэте Федоре Николаевиче Глинке{253}, известном тогда перелагателе в стихи псалмов царя Давида.

{Федор Глинка молодец,
Псалмы сочиняет,
Внемлет ему Бог отец,
Бог Сын потакает.
Дух Святой, известный льстец,
Говорит, что он пловец,
Болтает (bis)}

Затем следовали строфы о других лицах и, между прочими, о Соколове{254}, непременном секретаре бывшей Российской академии.

{Непременный секретарь, Соколов Россейской,
О запачканная тварь
С харей фарисейской и т. д.}

Льву Пушкину было более 20 лет, и по ограниченности состояния необходимо было служить вне Петербурга, а потому он определился юнкером в Нижегородский драгунский полк, которым командовал приятель его брата, Николай Николаевич Раевский{255}, и уехал в феврале 1827 г. на Кавказ. Он уже в дорожном платье заезжал проститься с Дельвигом и его женой, при чем было много выпито шампанского, и я в первый раз от роду также выпил много для юноши, которому не было еще 14-ти лет.

В зиму же 1826/27 г. приехал из Москвы в Петербург молодой литератор Дмитрий Владимирович Веневитинов{256}, человек с большими дарованиями, отлично образованный и весьма красивый собою. Он был у Дельвига, как в своей семье; eго очень любили, ласкали и уважали. Он, конечно, по молодости, очень увлекался молодыми и умными дамами, за что подсмеивались над ним прямо ему в лицо, но заочно не могли нахвалиться этим молодым человеком. Я его также очень любил. По поступлении моем в Военно-строительное училище путей сообщения на первой неделе Великого поста в 1827 г. Дельвиг мне прислал горестное известие о неожиданной смерти Веневитинова, умершего 15-го марта на 22 году от рождения; в первое воскресенье, когда я был отпущен из училища, я нашел Дельвига и его жену в большом горе. Брат Веневитинова, Алексей Владимирович, умер 14-го января 1872 г. в звании сенатора и обершенка{257}.

На литературных вечерах Дельвига никогда не говорили о политике, потому что бо льшая часть общества была занята литературой, а частью и потому, что катастрофа 14 декабря была еще очень памятна; размножившиеся же вновь учрежденные жандармы и шпионы III отделения Собственной Его Величества канцелярии, в числе которых были и литераторы{258}, не давали о ней забывать. Вообще Дельвиг избегал разговоров об этой катастрофе. Расскажу теперь же все, что я о ней от него слышал.