Для объяснения этой эпиграммы скажу, что данное в эпиграмме Булгарину название «расстриги, самозванца» намекает на роман Булгарина «Дмитрий Самозванец». В 1829 г. начали выходить «Сочинения Булгарина» в переводе на немецкий язык, встреченные немецкими литераторами по их достоинству. Издатели «Северной пчелы» и «Сына Отечества» старались всеми способами скрыть суждения немцев об этих сочинениях, но они появлялись в переводе на страницах «Литературной газеты» с упреком издателям вышеозначенных журналов за их неполный перевод немецких суждений. Так, в конце апреля в «Литературной газете» помещен перевод из «Галяевской литературной газеты» суждения о сочинениях Булгарина. Выписываем из него только несколько строк:
Известие автора о самом себе вовсе не занимательно, по крайней мере для иностранных читателей, кроме того, что обнаруживает благодарность автора к образователям его ума. Мы узнаем только, что автор воспитывался в первом кадетском корпусе в Петербурге; после вступил в военную службу, участвовал в походе 1806–1807 гг. против Наполеона, быв тогда уланским корнетом, и в финляндском походе 1809 г. под начальством Барклая де Толли{386}
; далее по необыкновенному случаю (неизвестно по какому) – принужден был оставить воен ную службу (неизвестно в каком положении) и приняться за перо; при чем известный литератор г. Греч помогал ему в русском языке, от которого он отвык, учась (?) иностранным языкам во время своего продолжительного пребывания за границей, и наконец соединил с журналом Греча свой прежний «Северный архив»ин.Впоследствии Булгарин сам писал и печатал, что он перешел после 1809 г. во французскую военную службу, конечно, без разрешения русского правительства и получил орден почетного легиона.
Вот еще эпиграмма, приписываемая также Пушкину и напечатанная в «Литературной газете», а принадлежащая, кажется, Сомову:
Бо́льшую часть эпиграмм я пишу на память, а потому, может быть, в них есть и неверности. Хотя я помню еще много эпиграмм на Булгарина, написанных в это время, но не буду приводить их здесь; oграничусь только строфами из «Сумасшедшего дома» Воейкова, в это же время написанными на Греча и на Булгарина.
Книгопродавец Смирдин, переводя свой магазин в новое помещение, пригласил к обеду на новоселье до 120 человек. Между ними были Крылов, Жуковский, Плетнев, Сомов, Воейков, Греч, Булгарин. Дельвига в это время уже не было в живых. В конце обеда, когда порядком выпили, некоторые из гостей потребовали, чтобы Воейков прочитал строфы, написанные им в последнее время в дополнение к весьма знаменитому тогда его стихотворению: «Сумасшедший дом»; {в нем он осмеивал многих из тогдашних литераторов, которых он посещал в разных камерах осмат риваемого им сумасшедшего дома}. Воейков, сидевший против Греча и Булгарина, долго отказывался, но наконец согласился и прочел следующее: