Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг.

12 января 1855 г. Московский университет праздновал свой столетний юбилей{555}; {торжество это было своевременно описано, а потому я ограничусь только замечанием, что надо же было дожить этому старейшему русскому университету до ста лет в то время, когда его попечителем был В. И. [Владимир Иванович] Назимов, – о котором я говорил в VI главе «Моих воспоминаний», – человек необразованный до того, что насчет его невежества ходила бездна рассказов, к которым юбилей прибавил еще следующий}. Назимов, увидя, что университетская зала украшена девятью статуями, изображавшими муз, был недоволен несимметрическим их расположением и сердился за то, что не приготовили для симметрии десятой музы. В Московском университете и гимназиях, и в особенности в первой гимназии, происходило во время попечительства Назимова много перестроек на значительные суммы; многие обвиняли Назимова в злоупотреблениях по постройкам, но я этому не верю, хотя из передаваемых им мне по этому предмету суждений имел бы право сделать противоположное заключение. Полагаю, что {его} обманывал и заставлял высказывать передаваемые мне суждения бывший в то время директор Московской 1-й гимназии{556}. При наступившем вскоре новом царствовании, этим двум лицам предстояла еще более важная роль, а именно Назимов был назначен генерал-губернатором северо-западных губерний, причем упомянутого директора гимназии сделал гродненским губернатором. Они дурно исполнили свои обязанности и были уволены от этих должностей в 1863 году.

В половине февраля 1855 г. я, по причине простуды, не выходил из дома. 19 февраля, после полудня, когда я занимался моим сочинением «Руководство к устройству водопроводов», приехала к нам друг моей жены {вышеупомянутая} Е. И. Вельяминова-Зернова и объявила, что получено официальное известие о последовавшей накануне кончине Императора Николая I{557}. Не слыхав ничего об его болезни, эта весть сильно поразила меня. Положение России было самое критическое: она была в войне с двумя сильнейшими европейскими державами, поддерживающими Турцию; все говорили о скорой высадке в Крым итальянского войска и о двусмысленной политике Австрии, заставлявшей нас держать на ее границе сильную армию; я лично удостоверился в крайней затруднительности сообщений внутренних губерний России с Севастополем и в совершенной неспособности к начальствованию армией князя A. С. Меншикова, который от этого начальствования был уволен только накануне кончины Императора Николая I. Слухи о слабости характера воцарившегося ИМператора приводили в отчаяние многих и в том числе А. И. Нарышкина, который в прошедшее царствование беспрерывно поносил Николая I, но, узнав об его кончине, говорил мне неоднократно, что каков бы ни был покойник, все же при настоящих обстоятельствах было с ним лучше. Почти 30 лет прожили мы под величайшим гнетом, но, несмотря на это, почти все желали продолжения этого царствования из опасения, что при новом наши военные действия пойдут еще хуже. Впрочем, надо сознаться, что мы, воспитанные под гнетом, свыклись с ним и вполне поняли его значение, только прожив несколько времени при новом царствовании.

{Кончина Императора Николая I была официально подробно описана; нет сомнения, что некоторые из его приближенных описали ее в своих записках, в которых можно будет видеть, насколько справедливы носившиеся слухи о том, что он умер не собственной смертью. Я же передал только то, что мне достоверно известно.} Последнее время Император не спал по ночам, а молился, стоя на коленях, и не внимал просьбам лиц, уговаривавших его лечь спать. Привыкнув не только повелевать всем в России, но и иметь постоянно сильное влияние на судьбы большей части Европы, он не мог без сильных нравственных потрясений видеть падение своего могущества. По моему мнению, эти нравственные потрясения и довели его до преждевременной могилы; известно, что при них простуда сильнее действует.

27 января 1855 г. была свадьба старшей дочери Клейнмихеля, Елизаветы, в домовой церкви главноуправляющего путями сообщения; жених ее, флигель-адъютант Пиллер фон Пильхау{558}, считался в Кавалергардском полку, а потому Государь, бывший его посаженым отцом, надел мундир этого полка. Найдя поданные ему сапоги некрасиво сидящими, он приказал подать другие, но для того, чтобы их надеть, надо было снять шерстяные носки. Государь ездил всегда в санях и, по возвращении от Клейнмихеля, почувствовал простуду, так что не выезжал после этого дней десять. Почувствовав себя лучше, он, вопреки совету врачей, выехал для смотра какого-то маршевого батальона, проходившего через Петербург для укомплектования наших действующих войск, при чем еще сильнее простудился и, проболев после этого еще дней десять, скончался.