Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг.

{Я уже говорил во II главе «Моих воспоминаний», что} выбор Колиньона был неудачен. Плохой организатор, надменный, дерзкий до нахальства, неуживчивый и, сверх того, не имевший достаточно практических сведений по устройству и эксплуатации железных дорог{595}, он сумел вполне подчинить себе совет управления Главного общества, которому по уставу общества он был подчинен и которого члены, выбранные не общим собранием акционеров, а учредителями, вовсе не понимали дела. Высшие правительственные лица в России постоянно принимают иност ранцев, в особенности французов, с особенным радушием. Так были приняты Колиньон и все иностранные деятели Главного общества всеми означенными лицами и, между прочим, главноуправляющим путями сообщения Чевкиным. Колиньон и его подчиненные вообразили себя благодетелями России и учителями варваров, хотя между его подчиненными часть не имела тех теоретических сведений, которые имеет каждый русский инженер, а некоторые из назначенных к инженерным занятиям не имели и практических сведений. Деятелей вообще набирали по просьбам и рекомендации высокопоставленных во Франции лиц, так что в инженеры общества попали разные ремесленники и даже цирюльники. Немногие из рекомендованных, получая назначение инженеров, отказывались от этого назначения, выставляя свое полное незнание инженерного искусства. Тогда им говорили:

– Partez toujours pour la Russie; on у réglera votre position[139].

Вскоре дурные постройки и беспрерывные ошибки французских инженеров, и в особенности претензии Колиньона, изменили мнение Чевкина о французских деятелях; Чевкин также не отличался мягкостью характера и сговорчивостью. Замечательно, что в это время не только высшие правительственные лица, но почти все русские обвиняли Чевкина в недоброжелательстве к французским деятелям и восхваляли Колиньона и приехавших с ним должностных лиц. Эти последние, подражая своему главному начальнику, были почти недоступны для русских помещиков, подрядчиков и рабочих; когда же после долгих исканий соглашались кого-либо допустить к себе, то обращались с ним невежливо и даже грубо. Таково же было их обращение с подчиненными им русскими офицерами из инженеров путей сообщения; некоторые из них запрещали этим офицерам на планах подписываться инженерами, хотя последние приобрели в России это право на всю жизнь, окончив с успехом курс наук в Институте инженеров путей сообщения.

Вскоре появилась вражда между инженерами: с одной стороны, начальниками из французов и, с другой, подчиненными из русских, и последние начали оставлять общество, несмотря на получаемое ими большое содержание. Из русских инженеров, поступивших в общество, первый вышел инженер-капитан Тесмин^н (впоследствии управлявший С.-Петербурго-Варшавской железной дорогой) по следующей причине. Тесмин был назначен в распоряжение молодого французского инженера, которому было поручено производство изысканий железной дороги по направлению от Москвы до Феодосии. Этот француз, отправляя Тесмина в Тулу, самым неделикатным образом поручал ему приготовить для него квартиру и разную домашнюю обстановку. Тесмин, вследствие этой неделикатности, с которой ему навязывали обязанности слуги, просил об отчислении его из общества.

{В следующей главе «Моих воспоминаний» я опишу некоторые из действий французских деятелей Главного общества, бывшие причиной необходимости отделаться от них, что не обошлось без значительных жертв для русского государственного казначейства.} Когда большая часть образованных русских поняли всю невыгоду для России от нелепых произвольных действий этих пришельцев, они обвиняли Чевкина за то, что он допустил дать концессию с большими льготами на такое значительное протяжение (4000 верст) железных дорог обществу, которого ни денежные, ни технические средства были неизвестны, а не разделил этого протяжения между несколькими обществами, которых тогда не трудно было найти и которые, конечно, состязались бы между собой в лучшем и правильнейшем устройстве дорог. {Весьма любопытно было бы знать тайные пружины, подготовившие учреждение Главного общества; предпочтение, данное французам перед другими обществами, было основано, может быть, на политических расчетах, а может быть, тут не обошлось и без подкупов; мне все это неизвестно.} Знаю, что Чевкин сильно настаивал на том, чтобы выдать концессию на означенное протяжение железных дорог не одному, а нескольким обществам; что в случае несогласия его на передачу всего означенного протяжения дорог одному обществу он мог лишиться занимаемого им места {и что по некоторым слухам, даже Императрица покровительствовала учреждению одного общества, и именно французского}.