Мой XX век: счастье быть самим собой

Дело в том, что я просил Стаднюка как-нибудь подъехать к Вам и попытаться уговорить Вас достать мне несколько книг, очень нужных мне для работы: начинаю собирать материалы для книг о Валерии Брюсове и главным образом о Федоре Шаляпине. А совсем недавно, как только что я узнал, в издательстве «Искусство» вышел первый том из трех о Шаляпине, документы, переписка и пр. Но Стаднюк, увы, заболел. Так что непосредственно обращаюсь к Вам с этой просьбой. Итак:

«Шаляпин».

Максимилиан Волошин (только что вышел, говорят).

Анна Ахматова (оказывается, тоже вышла недавно).

Вячеслав Иванов, «Библиотека поэта».

Д. Ортенберг. Время не властно. Писатели на фронте. М., 1975 г.

М.И. Гордон. Невский, 2. Лениздат, 1976 г. (Это мне нужно для книги об Алексее Толстом.)

Хотелось бы, конечно, «Зарубежный детектив», «Французский детектив», но это уж, как говорится, опоздал, не воротишь времени.

Может, что-то есть интересное у Вас по этим проблемам, которые меня интересуют еще? Очень был бы Вам благодарен за помощь: без этих книг – хоть пропадай: в библиотеке уже нет сил сидеть и конспектировать. Ну, Вы все это хорошо знаете.

В Крыму я пробуду до 30 мая. И сразу Вам позвоню. Или Антонине Митрофановне позвоните, если у Вас будет что-то для меня.

Желаю Вам доброго здоровья

Май 1977 года. Виктор Петелин».

Г. Петелиной из Коктебеля.

Май 1978 года

«Галя!

В ящике своего письменного стола нашел какое-то сочинение, которое может быть интересно и для тебя. Во всяком случае мне это что-то напоминало, но что? – так и не мог вспомнить. То ли это было с нашими знакомыми, то ли это происходило со мной во сне, не могу вспомнить. Во всяком случае мне захотелось эти «Записки» переписать, потому что посылать их в том виде, в каком они сохранились, было совершенно невозможно: листочки размокли, а некоторые были разодраны настолько, что с трудом приходилось строчку за строчкой восстанавливать.

Вот они, эти записки неизвестного мне лица. Столько событий промелькнуло с тех пор, как Он с пятилетним сыном приехал в Коктебель. Сначала Он хотел записывать чуть ли не каждый день своего пребывания в Доме творчества, а потом жизнь, свободная, бесконтрольная, так захлестнула его, что он целых два дня ничего решительно не делал, ходил, гулял, разговаривал. И самым главным его стремлением было: как бы не разбудить в его сыне скуку, тоску по маме, которую он безумно любил и не мог без нее представить своего существования. Оно и понятно: впервые за свое существование он покинул пределы дома без мамы, остался на попечении папы, который что-то важное в его представлении делал не так, как мама. А раз не так, как мама, значит, не так, как надо.

Показывал чайку, летящую чуть ли не над головой, корабль, стоящий у причала и качающийся на огромных волнах, смешную собачку или кошку, которых много снова развелось в Коктебеле. И как-то мальчик, любознательный и живой, постепенно привык к общению с папой. И не только с папой.

Как и раньше, Он приехал в Коктебель со своим давним Другом, веселым и талантливым весельчаком, который чаще всего в компаниях играл бесшабашного забулдыгу, но душевного и нежного товарища в общении повседневном и будничном.

Мальчик поверил в его шутки, рассказы, веселые прибаутки. И постепенно грусть его по маме и по дому, кажется, отошла, забылся он под давлением новых и неожиданных впечатлений.

– Папа, папа! Смотри! Сколько цветочков.

Они вышли к административному корпусу, где всегда было много ирисов и сирени.

– Вот посмотри сегодня, как распускаются эти цветочки. Чуть-чуть только наклюнулись. Ты запомни, придем завтра сюда, и ты увидишь, как цветочки подрастут, еще больше распустятся. Ты наблюдай за ними.

Он испытывал непередаваемую радость общения с сыном, которого тянуло ко всему живому и необычному. Он мог долго сидеть на корточках и разговаривать с кошкой. Сначала он бережно дотрагивался до нее, гладил, брал на руки, но после того, как его заставили мыть после этого руки и вообще запретили брать ее на руки, он стал осторожнее обращаться с ней: подойдет, присядет, что-то скажет ей и оглянется: где папа, не наблюдает ли за ним.