Мой XX век: счастье быть самим собой

В первый же день, а скорее вечер, уложив сына и прочитав ему несколько страничек про Ласси, Он вытащил давно лелеемый детектив и начал с наслаждением в ожидании чего-то необычного и радостного читать его, но, увы, страшное разочарование ждало его: не увлекло его это чтиво. Потом на следующий день, вроде бы выспавшийся и окрепший, он снова взялся читать эту увлекательную историю и снова почувствовал, что все это не влечет его и он отложил его и больше не касался его еще несколько дней. Что-то тревожило его постоянно эти дни. Что же? Не мог пока понять этого и ответить себе на главный вопрос: зачем он приехал сюда, отдыхать или работать? Ни разу еще не ездил он для простого и элементарного отдыха, а тут ему показалось, что как раз отдохнуть и надо бы. Уж слишком за последние дни и недели в Москве мучила его необычная и быстрая усталость. Казалось, вроде бы ничего, встает, читает газеты, завтракает, но как только садится за письменный стол, сразу его охватывает такая тоска безраздельной скуки, тоска от всех этих рукописей, которые необходимо читать побыстрее, чтобы побольше заработать: денег надо все больше и больше. И сколько бы ни прочитал этих проклятых рукописей, все равно не хватит, чтобы обеспечить сносный уровень жизни своей большой семье.

Он со своим Другом приехали сразу к третьему корпусу, где они обычно останавливались в прежние годы. И к ужасу своему, хотя они и ждали этого, столкнулись с «генералами». «Генералы» спешили на обед, но машина перегородила им дорогу, и им невольно пришлось дожидаться, пока машина не остановится. Друзьям в машине было видно, какие недовольные физиономии были у «генералов», которые не привыкли опаздывать на обед и тем самым нарушать режим дня. И надо было видеть, как сползали эти недовольные маски при виде Друга, который первым вышел из машины и сразу же кинулся в объятия к «генералам». Им ничего не оставалось делать, как тоже выражать восторг.

– Ой, какой замечательный мальчик, – восторгалась «генеральша». – Как тебя, мой мальчик, зовут?

– Алеша, – нехотя пробурчал мальчик, не очень-то охотно идя на знакомство.

Быстро выгрузили вещи. И Он с Другом пошли оформлять свои документы в административный корпус.

Все переменилось в административном корпусе: уже не было того ажиотажа, который бывал прежде: сидела скучная Марина и просто оформляла путевки, отмечала прибытие и передавала в паспортный стол, где новый человек брал по рублю за прописку и выдавал талончик в столовую. А прежде все было иначе: Он с Другом заранее планировали операцию, сходили на станции Айвазовская, брали такси и на полчаса опережали всех приезжавших на поезде. Таким образом, они вваливались раньше всех и получали лучшие номера в третьем корпусе, уже заранее им распределенные директором Иваном Васильевичем. Нужно было только соблюсти все внешние условия игры. Теперь вместо Ивана Васильевича сидела простая Марина, все было скучно и независимо: теперь распределяла места в Москве инспектор Литфонда.

Вышли. Прошли к своему корпусу, а вещей не оказалось: «Генерал» и украинский писатель Микола все перетаскали на лавочки перед комнатами. Им ничего не оставалось делать, как с гиканьем и хохотом перетаскать свои вещи в свои прекрасные комнаты на второй этаж. И тут произошло маленькое, на первый взгляд, недоразумение, которое надолго заставило быть внимательным к мальчику. Алеша по дороге из административного корпуса сорвал одуванчик и бережно его нес всю дорогу. И когда папа взялся за очередные чемоданы, он вдруг остановил его:

– Папа! Ты посмотри, какой одуванчик.

– Да, да, хороший, – не глядя бросил отец, схватывая очередную сумку.

– А куда я дену одуванчик?

– Да вот сюда. – И папа положил одуванчик между досками, надеясь, что он задержится между досками лавки. Но одуванчик легко проскочил, содрав с себя все «оперение», и только кончик торчал, как шляпка забитого гвоздя. Легкий пушок, оставшийся от одуванчика, унес тотчас же ветерок, невесть откуда взявшийся.

Алеша смотрел на все это с каким-то непонятным выражением, а вскоре вернувшийся отец увидел, как Алеша забрался с ногами на скамейку, уткнулся в лавку, обняв голову руками, и горько рыдал...

– Не пойду в твою комнату. Я хочу к маме, – сквозь слезы прорывалось у него.

– Да как же сейчас-то, – беспомощно, не зная, что делать, говорил отец. – Ведь мы уехали от мамы за тысячу километров, ты ж помнишь, как долго мы ехали?

– Все равно хочу к маме, в Москву, Оля скучает без меня.

– А ты посмотри, как красиво вокруг! И посмотри, какое море, какое море видно отсюда. Где у тебя бинокль? Тут корабли будут ходить, а ты будешь на них смотреть через бинокль. Очень интересно будет здесь.

Он взял его на руки и понес в комнату, потому что проходили мимо люди, с большим любопытством поглядывая на них. Он взял его на колени, обнял его, и то и дело целуя его, все приговаривал самые ласковые и самые нежные слова, которые только приходили ему на ум.

(Продолжение следует.)

Целуем.

3 мая 1978 года».

«Галя!