И еще комполка спросил, правда ли, что летчики и даже сам командир образцового звена старший лейтенант Бокий вызывали на дуэль аса, якобы сбившего Сафонова. И комиссар ответил не сразу, поморщась и сдвинув брови. Он не терпел этого словосочетания — «сбит Сафонов». Звучало противоестественно. Сафонов летал на английских «киттихауках», которые прозвали «безмоторной авиацией», потому что у них вечно заклинивало двигатель. В последнем бою над морем, когда мотор вдруг стал сдавать, он угрохал на нем трех «мессеров». Последним словом по радио было — «мотор», что означало — иду на вынужденную. Ходили слухи, что его неуправляемую машину подловил на мушку этот ас с драконами на фюзеляже. Он и прежде досаждал нашим летчикам, нападая из засады под прикрытием звена. Барин со свитой! Как бы то ни было, они искали с ним встречи, не раз бросая на аэродром врага вымпел с вызовом. Надо же, рыцари. Он, Проняков, продраил их как следует. Додуматься — вызывать на дуэль эту помесь лисицы с волком. Он прилетит со свитой, и все навалятся на одного. А в полку каждый человек на счету, разве можно так рисковать?..
— Правда, — ответил он Сгибневу, — отчаянные головы. Только, знаешь, кроме романтических порывов, существует еще воинская дисциплина. Пусть ищут его в небе и бьют без предупреждения.
— Тоже верно.
…Шелестнула у порога плащ-накидка. Сгибнев вошел тихо, стараясь не потревожить комиссара. К чему затевать разговор, командиру нужен отдых. Но любопытство взяло верх — комиссар шевельнулся на скрипнувшей койке.
— Не спишь, отец? — он называл комиссара, как все в полку, только не за глаза, а впрямую. — Завтра распишем занятия. Четко. И возьмемся за дело. Особенное внимание — мастерству и взаимосвязи.
Ага, значит, он не ошибся, чья-то чуткая рука сверху тоже прощупывала ритм полковой жизни. Да не чья-то — начальника политуправления Торика наверняка. Генерал был душой морской авиации. Добрая душа — в жесткой оболочке, сразу не разглядишь. И все-таки он позвонит ему с утра. Непременно… Так или этак — выскажется, не до конца же войны быть ему прикованным к земле, а там будь что будет! Совесть замучила.
— По предварительным сведениям, на подходе караван, — произнес Сгибнев. — По моим расчетам, где-то за полдень надо ждать. Думаю, пошлем вторую, дополним новичками. А то ведь немцы случая не упустят, не дураки…
Второй эскадрильей командовал капитан Покровский, сочетавший в себе личную храбрость и умение руководить боем в сложных ситуациях. А легкой тут не жди. Если караван союзников большой, немцы на самолеты не поскупятся.
— С новичками погодить бы. Налета маловато.
Сгибнев улыбнулся в темноте, комиссар понял это по голосу:
— Меня, знаешь, как батя плавать учил. Кинет на середку, и выгребай, как щенок. Выгребал, куда денешься. В первый раз — сердце зашлось, потом привык.
— Брать надо умением, в толкучке боя учиться некогда.
— Может, и сам полечу.
Он так и лез в пекло, его командир-непоседа, к которому Проняков и впрямь начинал питать отцовскую нежность. Откуда все-таки шло это простецки-уважительное «отец»? От комиссарского звания или врожденной степенности — сызмальства работал со своим отцом-каменщиком на стройках Брянщины.
— У тебя и тут хлопот полон рот, — возразил Проняков. — Комполка — один.
— Сафонов твой летал, да и ты — пока мог.