На ней была летняя панамка, которая при падении свалилась на землю. При этом даже платье не задралось. Пока мама лежала в обмороке, ей в панамку накидали мелочи, еды, несколько бумажных купюр. Дали даже больше, чем нищенке, которая всегда сидела у ворот больницы. Собственно, профессиональная нищенка и подняла на ноги врачей. Сначала она переругивалась с соседкой, которая улеглась на ступеньках, да так удачно, что собирала все подаяние. Потом стала ей угрожать. И только потом подошла и увидела, что девушка совсем белая, совсем холодная, несмотря на жару, и почти совсем мертвая. Все это заняло минут пять, не больше. Нищенка, знавшая весь персонал больницы, включая главврача, добежала до его кабинета и заставила выйти на ступени. Мама была уже не белая, а синяя. Ее быстро погрузили на носилки и перенесли в палату. Когда она очнулась, то увидела над собой грязное лицо нищенки. После чего снова отключилась. Профессиональная побирушка обшарила карманы маминого сарафана и нашла редакционное удостоверение. После чего снова вызвала главврача, суя ему под нос удостоверение, настояла на капельнице и даже продиктовала состав препаратов, которые нужно ввести внутривенно. Главврач с ужасом уставился на нищенку, которую видел на ступенях больницы каждый день, каждый день собирался ее прогнать, но не решался. Женщина была деликатной, вежливой и нравилась посетителям – она всегда молилась за здравие, если ей давали деньги именно на это. Она разговаривала с родственниками больных, и те уходили со двора спокойными.
Главврач больницы, Тамерлан Аланович, был давним другом бабушки. Именно он организовал кремацию Тимура. С бабушкой он был знаком еще по полевому госпиталю, и когда увидел фамилию мамы и название газеты в удостоверении, ему самому понадобилась медицинская помощь. Тамерлан, Тамик для бабушки, положил под язык таблетку валидола и велел медсестрам сделать все, что сказала нищенка. Состав капельницы ему показался идеальным, фронтовым. О таком составе знали только военные хирурги, и то не все, а лучшие.
Молоденькая медсестра пыталась вставить в вену больной катетер. Вены у моей мамы тонкие, и медсестра никак не попадала. Нищенка взяла бутылку со спиртом, быстро вымыла руки над раковиной, вырвала у медсестры иглу и поставила катетер. Подкрутила капельницу. Твердые, профессиональные жесты. Тамик, раскрыв рот, следил за ее действиями. Это был высший пилотаж. Явно медсестра экстренной хирургии.
– Вы кто? – спросил он, сглотнув слюну.
– Ляля. Меня все звали Ляля.
– Почему вы побираетесь?
Ляля пожала плечами.
– У кого вы служили?
– Он умер. Застрелился, – Ляля назвала фамилию гениального военного хирурга, который пустил себе пулю в висок, когда на операционном столе умерла его жена.
Дальше началась фантасмагория. Тамерлан велел Ляле помыться и ассистировать ему на операции. Остальные медсестры стояли столбами. Ляля подавала инструменты еще до того, как об этом ее просил главврач. Бабушке позвонили в редакцию, она приехала уже к вечеру. Мама лежала под капельницей и была уже не такой бледной, даже слегка розовой. Потом они втроем – Ляля, Тамик и бабушка – пили коньяк. Тамерлан плакал и просил прощения у Ляли за то, что столько времени ходил мимо и практически не замечал ее на ступенях больницы.
– Почему ты мне сразу не сказала, кто ты? – причитал Тамик, наконец получив в свое отделение лучшую медсестру, о которой не смел и мечтать. Новенькие, молоденькие, они не такие.
– Не знаю, – честно отвечала Ляля, – стыдно было напрашиваться.
– А сидеть на ступенях не стыдно? – кипятился главврач. – Профессию терять не стыдно?
Бабушка была на стороне Тамерлана. Она тоже считала, что предавать профессию – самый ужасный грех в жизни. Непростительное предательство. Особенно если есть хоть капля таланта. Они дружно осудили Лялю, перевезли ее в общежитие для сотрудников больницы и велели завтра в восемь утра быть в операционной.
Репортаж опять не получился. Ольге запретили сдавать кровь.
Кстати, позже мама все-таки стала почетным донором. У нее был значок и грамота. Кровь она сдавала не по зову сердца, а тогда, когда ей требовался отгул. Если я, маленькая, болела, а сидеть со мной было некому. Если требовались льготные путевки на море – опять же ради меня, родившейся недоношенной. Мама шла и сдавала кровь. Потом сама чуть не умирала. У нее редкая группа крови, можно сказать, уникальная. У меня тоже редкая группа, и мне тоже запретили ее сдавать по медицинским показаниям.
Объявления как жанр, или Как сделать приятное свекрови