Моя безупречная жизнь

Я снова внимательно осмотрела двор, ища движущуюся тень Люс, но тут вдруг включились разбрызгиватели на лужайке, и от неожиданности я чуть не выскочила из штанов. Послышался шум мотора – значит, Люс удалось незаметно проскочить. Я за ней не успевала. Пока возилась с ключом зажигания, она уже проехала до конца улицы и исчезла. Бросив ключ на колени, я ошарашенно уставилась на ореол водяной пыли над лужайкой. Было поздно, пора домой.

Вдалеке опять залаяла собака. На кого она лаяла? И тут кто-то тихо постучал в окно моей машины.

Глава 4

По ту сторону стекла возникло лицо. Меня будто током ударило. Время остановилось.

Я схватилась за ключ зажигания и уже начала поворачивать его, когда услышала свое имя.

– Хана? – Голос парня звучал приглушенно.

Я моргнула. Сквозь стекло перед глазами проступили знакомые черты.

– Джеймс?

Джеймс Ли был последним человеком, которого я ожидала увидеть возле странного особняка в Маклине. Я чуть опустила стекло.

– Что ты здесь делаешь?

– Я хотел спросить тебя о том же, – ответил он.

На верхнем этаже дома зажегся свет, и мы оба оглянулись.

– Не стой на виду, – прошептала я и кивком указала на сиденье рядом с собой. – Залезай.

В длинном списке людей, с которыми я не хотела бы оказаться наедине в машине, Джеймс Ли занимал первое место. И вовсе не потому, что он мне не нравился – очень даже нравился, во всяком случае раньше, – а потому, что ему удивительным образом всегда удавалось видеть правду.

Мы дружили с детства – наши матери случайно познакомились на благотворительной акции, когда мы были еще маленькими. Они быстро нашли общий язык, поскольку обе были китаянками – единственными среди собравшихся. В результате нам с Джеймсом впоследствии часто приходилось скучать вдвоем на всевозможных мероприятиях – у него или у меня дома, в конференц-залах, на банкетах, в вестибюлях отелей. С ним связаны одни из лучших воспоминаний детства. Вижу как сейчас: мы сидим под длинным столом, накрытым белой скатертью, с тарелкой, полной закусок и сладостей, и читаем друг другу по очереди загадки для юных детективов. Мимо нас мелькают чьи-то ноги, а мы пытаемся разгадать очередную тайну.

Но после поступления в школу Святого Франциска все изменилось. Мы стали вращаться в разных социальных кругах. Я была популярной и общительной девочкой, с которой все хотели дружить, а Джеймс предпочитал компанию нескольких близких друзей и книг, искренне презирал вечеринки, пустую болтовню и спортивные мероприятия – короче, все то, вокруг чего крутилась жизнь школы.

Мои тогдашние подруги начали замечать Джеймса только в девятом классе, после того как он вытянулся за летние каникулы аж на десять сантиметров и черты его лица вдруг обрели твердость и четкость.

«А он в самом деле хорошенький», – говорили между собой девочки, а мне было странно и дико это слышать. Я даже не сразу поняла, что они обсуждают Джеймса – моего Джеймса. Того самого, который однажды опустошил все запасы овсянки у нас дома и выпил всю самую вкусную содовую, оставив мне только лимонную. Того, кто вечно засыпал меня вопросами и невозмутимо говорил в лицо те вещи, о которых следовало промолчать. Наблюдая за подругами, пялившимися на Джеймса, я внезапно и сама посмотрела на него другими глазами, как будто открыла для себя заново.

Но все это было до Катастрофы. До того, как окружающие начали дистанцироваться от нашей семьи. До того, как я услышала ругань наших мам на кухне, после чего между ними пробежала трещина – вначале небольшая, но быстро превратившаяся в пропасть, разделившую позже и нас с Джеймсом. До того, как я назвала его позером и перестала с ним общаться.

И вот сейчас я увидела его снова. Он и правда был красив. Высокий и прямой, как стрела, с открытым мальчишеским лицом, на котором читалась способность чувствовать глубоко и искренне. Одевался он вполне прилично, но, казалось, ему совершенно все равно, что на нем надето и какая у него прическа. Он не делал ничего, чтобы выглядеть круто, но всем своим видом излучал спокойную уверенность и сдержанность. Еще больше привлекало то, как Джеймс себя вел. Никогда не стремился произвести впечатление на ребят, которые были популярнее или влиятельнее его, увлекался не людьми, а идеями – статьями, книгами, фильмами. Мало кто удостаивался внимания Джеймса, и оказаться в числе этих избранных было особенно приятно.

– Так какое ты имеешь отношение ко всему этому? – спросил Джеймс.

Я словно услышала первые ноты знакомой, но давно забытой песни. Мы заговорили впервые за два года.

– Расскажи сначала ты, – сказала я.

– То есть опять у нас все повторяется?

– Что повторяется?

– Мы снова ходим вокруг да около.

Все эти два года я избегала его взгляда, но сейчас посмотрела прямо ему в глаза. В детстве мы проводили столько времени вместе, что, казалось, в какой-то момент стали тенями друг друга.

– Ты же сыщик, – сказала я. – Вот и догадайся сам.

Джеймс был главным редактором школьной газеты «Пустельга»[3], он с детства хотел стать журналистом.