Читаем Моя Богиня. Несентиментальный роман. Часть вторая (СИ) полностью

  Особенно больно Кремнёву про "сепаратизм" и двурушничество Меркуленко было слышать - давнишнего соседа по комнате и по койке. Человека, кто, по идее, должен был первым протянуть Максиму руку помощи в трудную для того минуту смуты и раздрая душевного как самый близкий ему в МГУ студент. А не бегать от него, не шарахаться как от тифозного и не искать втихаря места будущего трудоустройства исключительно для себя одного - а уж никак не для друга. Ведь с Колькой Кремнёв познакомился раньше всех остальных - ещё на сочинении, помнится, третьем по счёту вступительном экзамене на истфак. И было для обоих то их знакомство шапочное ярким и запоминающимся... Так вышло, что они писали сочинение в одной аудитории, и экзаменаторы посадили их ещё и за один стол случайным образом. И сразу же Колька, вплотную придвинувшись, шёпотом спросил Максима, как, мол, у того обстоят дела с русским языком. Максим ответил, что нормально, вроде бы, что язык он знает на твёрдую 4-ку и не опасается за него.



  - Хорошо, - прошептал ему на ухо просиявший сосед. - Поможешь мне тогда, если что, если слово какое трудное попадётся. А то ведь я в прошлом году именно за сочинение двойку на вступительных экзаменах получил: ошибок много наляпал. Пришлось целый год из-за этого пропускать, и теперь вот вторично приезжать и сдавать экзамены... Давай с тобой договоримся так: будем писать сочинение по отдельности, разумеется, чтобы друг другу не мешать, а под конец обменяемся написанными работами: ты проверишь мою свежим взглядом, а я - твою. Ну и если что не так - подскажем друг другу ошибки. Хорошо? Согласен?



  Максим, не задумываясь, принял условие, выгодное и ему тоже, после чего оба принялись за работу - писать сочинение на свободную тему, которая в тот год звучала так: "жизнь прожить - не поле перейти"... За полчаса до конца они закончили писанину и незаметно обменялись текстами: Максим стал внимательно читать каракули Кольки, тот - его. Максим нашёл у соседа три орфографические ошибки, сосед у него - ни одной. После чего они вернули друг другу листки, ещё раз пробежали глазами тексты - и отдали их по звонку экзаменаторам для проверки, надеясь на успех. А на последнем экзамене по иностранному языку они не встретились, разведённые по разным этажам и аудиториям... Уже в сентябре выяснилось, что Колька получил за сочинение 3-ку, Максим - 4-ку. Но по совокупности набранных баллов оба в итоге прошли - и стали студентами истфака.



  И каково же было их удивление, замешанное на бурной радости, когда 31 августа они увидели друг друга в одной 425-й комнате общежития в 3-м корпусе ФДСа, куда их поселило руководство курса помимо воли: новичков всегда так селили - как Бог на душу пошлёт. Оба узнали, что отныне им предстояло не только вместе учиться, но ещё и бок о бок жить - спать на соседних койках то есть, вместе ужинать за одним столом, делить по-дружески вещи, конспекты и книги, радости и печали, а по утрам на занятия в Универ на переполненных автобусах вместе ездить, - чему никто из них не расстроился, разумеется. Наоборот - обрадовался знакомому уже человеку, с которым на абитуре сочинение вместе писал и даже посильную оказывал помощь...





  4





  В 425-ю комнату, помимо них двоих, руководством истфака были поселены, согласно внутренним правилам Дома студентов МГУ, и ещё три паренька-первокурсника: это Елисеев Сашка из Горького, про которого много писалось выше, Ахметзянов Рамзис из Казани и Серебряков Санёк из Прибалтики. Так они впятером и прожили весь первый год обучения - тихо и спокойно в целом, без больших неприятностей и проблем, которые случались порой у некоторых особо неуживчивых провинциалов. Общага есть общага, что там ни говори: не всем она показана по характеру и воспитанию. Ибо не каждый способен в большом коллективе жить, смирять ради других свои страсти, прихоти и желания; или же, наоборот, уметь противостоять толпе, понимай - оберегать-отстаивать драгоценную сущность свою, сохранять неповторимую божественную индивидуальность... Поэтому-то некоторым иногородним студентам-барчукам богатые родители снимали жильё в Москве: отдельные комнаты или даже квартиры, - этим отгораживая и уберегая своих изнеженных чад от тлетворного влияния коллектива.



Перейти на страницу:

Похожие книги

Последнее отступление
Последнее отступление

Волны революции докатились до глухого сибирского села, взломали уклад «семейщины» — поселенцев-староверов, расшатали власть пастырей духовных. Но трудно врастает в жизнь новое. Уставщики и кулаки в селе, богатые буряты-скотоводы в улусе, меньшевики, эсеры, анархисты в городе плетут нити заговора, собирают враждебные Советам силы. Назревает гроза.Захар Кравцов, один из главных героев романа, сторонится «советчиков», линия жизни у него такая: «царей с трона пусть сковыривают политики, а мужик пусть землю пашет и не оглядывается, кто власть за себя забрал. Мужику все равно».Иначе думает его сын Артемка. Попав в самую гущу событий, он становится бойцом революции, закаленным в схватках с врагами. Революция временно отступает, гибнут многие ее храбрые и стойкие защитники. Но белогвардейцы не чувствуют себя победителями, ни штыком, ни плетью не утвердить им свою власть, когда люди поняли вкус свободы, когда даже такие, как Захар Кравцов, протягивают руки к оружию.

Исай Калистратович Калашников

Проза / Историческая проза / Роман, повесть / Роман