Читаем Моя Богиня. Несентиментальный роман. Часть вторая (СИ) полностью

  Внутренняя идиллия 425-й комнаты, однако, оказалась временной и обманчивой. Ибо по окончании курса Меркуленко, Елисеев и Кремнёв остались уже втроём; сиречь осознанно захотели и дальше продолжать жить вместе, тесниться в одной комнате, - ибо каждого из них троих такое дружеское соседство вполне устраивало... Зато не устраивало оно Ахметзянова Рамзиса, скрытного, ушлого и на удивление жадного типа из породы людей "себе на уме", переведшегося на истфак из Казанского университета, где перед этим он отучился два полных года, но что-то там ему не понравилось, не устроило: низкий образовательный уровень и провинциальный статус, видимо... Так вот, соседство русских парней ему, нацмену лукавому, хитрожопому, было категорически не по душе, как выяснилось, от которых он сознательно отгораживался целый год "высокой стеной", жрал домашний изюм втихаря и все присылаемые ему из дома посылки. И не удивительно, что по окончании первого курса он, не раздумывая ни секунды, собрал вещи и переселился в комнату к братьям-татарам - и сразу же повеселел и расцвёл лицом: с единоверцами и едино-кровниками жить ему было гораздо спокойнее и приятнее во всех смыслах.



  Ну а Саньку Серебрякова, красавчика из Литвы, как две капли воды похожего на актёра В.Коренева, сыгравшего Ихтиандра в фильме "Человек-амфибия", весной и вовсе отчислили из МГУ - за регулярные прогулы занятий, неуспеваемость и аморалку. Не захотел этот слабохарактерный, хотя и талантливый парень учиться у них по причине отсутствия воли, а хотел только по Москве ежедневно шататься этаким молодым франтом, деньги родительские просаживать в магазинах и кабаках, да амурные дела крутить с чокнутой аспиранткой-филологом - дочкой какого-то партийного вождя из Свердловска. Она-то и выжала из него все соки в итоге, законченная нимфоманка, от учёбы и друзей отвадила, стерва, от дисциплины. Она же его и на весь факультет ославила ближе к весне как аморального и без-совестного обольстителя, обманувшего-де её ожидания и надежды, убившего в ней веру в людей! Написала истеричное письмо-донос в деканат истфака, что студент-развратник Серебряков, паскудник и кобель, ещё осенью-де охмурил её и якобы силой склонил к сожительству, чистоты и девственности лишил, взамен клятвенно обещав жениться. Однако исполнять обещанного не собирается до сих пор, нелюдь о двух ногах, водит её за нос, якобы, с осени начиная, и только денежки из неё сосёт - и кровушку! Примите, мол, к негодяю меры, и срочно! Накажите его примерно, прохвоста и аморала, спасите её, несчастную мадам, затраханную нечестивцем! А то, мол, она может и дальше пойти в своём гневе - и выше. И тогда, дескать, меры будут приниматься уже лично к вам - равнодушным к бедам других чиновникам.



  Бодаться с чумовой и мафиозной бабой не стали работники деканата: себе дороже вышло бы. И без-путного "кобеля"-Саньку они в итоге отчислили в середине марта по её клеветническому заявлению, помноженному на его прогулы. И на освободившееся место в комнате как раз и пришёл к ним Серёга Жигинас, который до этого с другими парнями жил, но что-то там у него не сложилось.



  Западный украинец-хохол Жигинас два первых общеобразовательных курса учился с Меркуленко в одной группе и даже сидел с ним за одним столом. Подружился с ним на занятиях, регулярно начал бегать к нему в комнату по вечерам, познакомился там с Елисеевым и Кремнёвым. И упросил их весной первого курса взять его к себе жить вместо отчисленного Серебрякова, на что последние согласились, понимая прекрасно, что их не оставят втроём, что всё равно кого-то да подселят в порядке уплотнения. Так лучше уж знакомого Жигинаса взять новым соседом, проверенного человека, чем неизвестно кого.



  Серёга и влился в итоге в их коллектив, начиная со второго курса, и, надо сказать, успешно. Был он жилец не конфликтный, покладистый и дисциплинированный, в отличие от отчисленного Серебрякова, посылки из дома втихаря не жрал, как Ахметзянов Рамзис. Да и не присылали ему никогда посылок: родители его давно развелись, разъехались по разным городам Хохляндии, завели там новые семьи. И он был из них двоих никому не нужен фактически. Хотя справедливости ради надо сказать, что отец деньги ему в Москву высылал регулярно в дополнение к стипендии: Серёга в Университете не бедствовал... Учился он ровно все пять лет, пусть и без огонька и страсти, не хватал никогда звёзд с небес - в твёрдых середняках числился. Однако про это уже подробно писалось выше - не станем вновь повторять...





  5





  А весной второго курса ушёл от них и Елисеев Сашка - сам ушёл, напомним, по собственной воле, а не по пинку под зад и не по доносу злобному от любовницы. Офицером-десантником захотел парень стать, настоящим, мужским заниматься Делом. И вместо него на 3-ем курсе к ним подселили Бугрова Мишаню - хитро-мудрого еврея из подмосковного Зеленограда, сиречь коренного москвича.



Перейти на страницу:

Похожие книги

Последнее отступление
Последнее отступление

Волны революции докатились до глухого сибирского села, взломали уклад «семейщины» — поселенцев-староверов, расшатали власть пастырей духовных. Но трудно врастает в жизнь новое. Уставщики и кулаки в селе, богатые буряты-скотоводы в улусе, меньшевики, эсеры, анархисты в городе плетут нити заговора, собирают враждебные Советам силы. Назревает гроза.Захар Кравцов, один из главных героев романа, сторонится «советчиков», линия жизни у него такая: «царей с трона пусть сковыривают политики, а мужик пусть землю пашет и не оглядывается, кто власть за себя забрал. Мужику все равно».Иначе думает его сын Артемка. Попав в самую гущу событий, он становится бойцом революции, закаленным в схватках с врагами. Революция временно отступает, гибнут многие ее храбрые и стойкие защитники. Но белогвардейцы не чувствуют себя победителями, ни штыком, ни плетью не утвердить им свою власть, когда люди поняли вкус свободы, когда даже такие, как Захар Кравцов, протягивают руки к оружию.

Исай Калистратович Калашников

Проза / Историческая проза / Роман, повесть / Роман