Читаем Моя Богиня. Несентиментальный роман. Часть вторая (СИ) полностью

  Меркуленко, как уже отмечалось раньше, принадлежал к той гнусной и подлой породе людей, которые перед сильными мiра сего, перед людьми со связями и деньгами готовы были в три погибели гнуться, лебезить и унижаться, кривляться наподобие шлюх и безропотно и охотно "подставлять задницы" для утехи. Потому что, элементарно, им было выгодно это холуйство и стояние раком: много хорошего можно было для себя поиметь подобным продажно-угодливым поведением. И, наоборот, такие лизоблюды, пройдохи и проститутки, как правило, издеваются и унижают слабых, тщедушных и добрых людей, от кого, по их мнению, нет и не будет в будущем никакого прока.



  Подобное Колькино бл...дское поведение Максим много раз уже подмечал на младших курсах - и не любил за него дружка-сожителя, потому что сам таким подлым и вертлявым гнусом никогда не был. Наоборот, он всегда старался слабого и мелкого защитить по возможности, а сильного на место поставить. Сам он, впрочем, слабеньким и тщедушным на первых 4-х курсах не был, да и учился сносно, - поэтому-то Меркуленко его открыто никогда и не цеплял, вёл себя с ним достаточно уважительно и корректно...





  10





  Всё поменялось в худшую в их взаимоотношениях сторону именно в последний учебный год; после 21 сентября, если уж быть совсем точным, когда Кремнёв вдруг резко и здорово ослаб, прямо как шарик воздушный сдулся, жажду жизни когда утратил после неудачной встречи и беседы с Мезенцевой в коридоре. И Меркуленко эту внутреннюю и разительную перемену в нём, эту душевную слабость и пустоту сразу же почувствовал подлым и поганым своим нутром, будучи единственным соседом по комнате, - и, как настоящий хищник-рвач, моментально пошёл в атаку.



  Первый раз он больно "укусил" Максима в 10-х числах октября, когда Кремнёв из Анапы с командой только-только вернулся. И произошло это знаковое для обоих событие так - опишем его поподробнее.



  На спортивно-оздоровительной базе "Сукко" легкоатлетам-сборникам каждый вечер крутили кино в течение всей недели - развлекали их таким образом по мере сил, отвлекали от глупостей разных, с пьянками связанных и развратом. Показали однажды и популярный в то время фильм "Ирония судьбы, или с лёгким паром", вышедший полтора года назад на советские экраны... Фильм сам по себе был достаточно примитивный и пошлый, на новогоднюю сказку больше похожий, или на сюрреализм, - но в него режиссёром Рязановым, для улучшения качества, вероятно, было напихано множество хороших песен в исполнении Сергея Никитина с женой, недавних выпускников физического факультета Московского государственного Университета. Для студентов-университетчиков, ясное дело, это было особенно гордо и лестно - услышать с экрана пение выпускника, значительно обогатившего фильм профессиональной игрой на гитаре и голосом.



  Прозвучало в фильме и прекрасное стихотворение под конец в исполнении главных героев: "С любимыми не расставайтесь", - автором которого был Александр Кочетков и которое сам поэт назвал по-другому: "Баллада о прокуренном вагоне". Кремнёву баллада очень понравилась, помнится, когда он, ещё живя в башне зоны "В", посмотрел этот фильм первый раз в их университетском кинотеатре с Жигинасом на пару. Серёга, к чести его, тоже любил и ценил качественные стихи, собирал их где только можно и потом заучивал наизусть. В частности, боготворил Есенина. Вдвоём они и узнали у сокурсников про автора Александра Кочеткова и его судьбу. Сокурсники же принесли им и журнал с текстом "Баллады...". Максим и Серёга переписали её в свои тетради, быстро запомнили назубок. И оба долго потом хранили, носили в мыслях и сердцах своих стихотворение большого русского поэта, написанное на одном дыхании, как известно, которое заканчивалось прекрасным напутствием читателям:





  "С любимыми не расставайтесь!



  С любимыми не расставайтесь!



  С любимыми не расставайтесь!



  Всей кровью прорастайте в них, -



  И каждый раз навек прощайтесь!



  И каждый раз навек прощайтесь!



  И каждый раз навек прощайтесь,



  Когда уходите на миг!..."





  В "Сукко" Кремнёв жил в одной комнате со спринтером Воеводиным Славкой, студентом-четверокурсником с экономического факультета, завсегдатаем КСП. С ним же и тренировался вместе неделю целую, вместе и отдыхал... С ним посмотрел и "Иронию судьбы..." ещё разок от нечего делать, с удовольствием послушал хорошие песни, которые уже знал наизусть: их в общаге студенты часто пели... А вечером в комнате узнал от Славки, смотревшего фильм первый раз, что и тому очень понравилось стихотворение Кочеткова, и он бы очень хотел сберечь его в памяти, а для начала - переписать.



  - Ну что же, - смеясь, сказал ему тогда Кремнёв с самодовольной ухмылкой, - бери и записывай, коли так. Я это стихотворение знаю, выучил наизусть.



  Но у Славки, как на грех, не было под рукой ни бумаги, ни авторучки: зачем они спортсменам, пропадавшим на стадионе целые дни? И у других членов сборной их тоже не оказалось. А ехать специально в город из-за этого не очень-то и хотелось: путь из лагеря до Анапы не близкий был.



Перейти на страницу:

Похожие книги

Последнее отступление
Последнее отступление

Волны революции докатились до глухого сибирского села, взломали уклад «семейщины» — поселенцев-староверов, расшатали власть пастырей духовных. Но трудно врастает в жизнь новое. Уставщики и кулаки в селе, богатые буряты-скотоводы в улусе, меньшевики, эсеры, анархисты в городе плетут нити заговора, собирают враждебные Советам силы. Назревает гроза.Захар Кравцов, один из главных героев романа, сторонится «советчиков», линия жизни у него такая: «царей с трона пусть сковыривают политики, а мужик пусть землю пашет и не оглядывается, кто власть за себя забрал. Мужику все равно».Иначе думает его сын Артемка. Попав в самую гущу событий, он становится бойцом революции, закаленным в схватках с врагами. Революция временно отступает, гибнут многие ее храбрые и стойкие защитники. Но белогвардейцы не чувствуют себя победителями, ни штыком, ни плетью не утвердить им свою власть, когда люди поняли вкус свободы, когда даже такие, как Захар Кравцов, протягивают руки к оружию.

Исай Калистратович Калашников

Проза / Историческая проза / Роман, повесть / Роман