Моя Богиня. Несентиментальный роман. Часть вторая (СИ)

  "Ты ещё сопли перед ней распусти, приди и поплачься, дурень, что бросили тебя друзья на произвол судьбы, предали все и забыли. И тебе от этого плохо, грустно и обидно до слёз, одному в Москве оставаться страшно. Расскажи, что работа тебе будущая не нравится, как и сама профессия историка, которую ты намерен в будущем поменять. А на что? - пока ещё не решил, мол, пока в поиске... Ну и зачем ей, степенной и солидной девушке, надобно всё это знать? - эти твои будущие метания и неустройства? Ей тихую и спокойную жизнь подавай, осмысленную, ясную и понятную. Как, впрочем, и всякой нормальной и разумной женщине с образованием. Она, поди, после Университета тоже за Москву зацепиться захочет - чтобы не ехать по распределению в Тмутаракань и не гнить там заживо. Вот и выйдет в итоге замуж за москвича с перспективой роста. Ты-то ей, рвань рязанская, подзаборная, зачем? Особенно - такой неудельный и неустроенный, да ещё и со всеми своими страхами и сомнениями... Остановись, остановись, Максим, пока это ещё не поздно сделать. Не дли печаль далее и не рви сердце себе самому и любимой девушке, которая подобной участи не заслужила никак и ничем... Разберись сначала с собой и своими проблемами, разберись, а потом уже и приходи к ней с предложением руки и сердца. Героем приходи - не слюнявым нытиком, не неудачником. Тогда и отказа тебе не будет..."

  26

  Вернувшись домой после этого, Кремнёв устало плюхнулся на кровать в надежде поспать чуть-чуть, чтобы восстановить силы. Но через час-полтора вскочил, одержимый новой идеей, оделся опять, вышел на улицу и поехал на 130 автобусе на Черемушкинский рынок столицы, давно и хорошо знакомый ему (рядом с рынком располагался известный на всю Москву магазин Академкнига, откуда не вылезали студенты). Там, на рынке, он купил букет из пяти белых кал, красиво обёрнутых и упакованных продавцами, привёз эти калы в общагу и в районе 9-ти часов вечера понёс их на третий этаж - чтобы тайно вручить их Тане.

  Подойдя к 319 блоку тихим и осторожным шагом, он задумался на мгновенье и замер. Мелькнула вначале идея внутрь зайти и положить их Мезенцевой под дверь прямо. Но он к счастью быстро забраковал эту мысль, боясь, что Таня услышит скрип и выйдет ему навстречу. А этого Максиму уже категорически не хотелось делать - с БОГИНЕЙ СЕРДЦА встречаться и объясняться натужно, как пацану, в очередной раз стоять перед ней навытяжку идиотом полным и сопли жевать, переливать из пустого в порожнее. Гуляя днём по аллеям, он уже принял для себя твёрдое и окончательное решение больше не делать подобного - не позорить себя и её, и не оставлять, что гораздо важней, в сердце любимой и милой девушки на будущее недобрую по себе память.

  А купленные калы он тогда засунул за ручку наружной двери - и всё. После чего он с облегчением покинул третий этаж зоны "Ж", - и больше он Мезенцеву с той поры на пятом последнем курсе ни разу не встретил...

  27

  А у БОГИНИ его в это же самое время почти - момент закладки кал - происходил задушевный разговор с Кощеевой Олей в комнате, где девушки за столом после ужина обсуждали дневную выходку Кремнёва в Учебном корпусе, когда он в их группу прямо на семинар ввалился и публично заявил о своей любви.

  - Может, зря ты его от себя так решительно целый год отталкиваешь-то, Тань? - сидела и пытала подругу Оля, желая той добра и счастья. - Хороший парень, по-моему, прямой и честный, и смелый вдобавок. Такое, вон, сегодня на семинаре у нас отчебучил-соорудил! - ещё не каждый на подобный поступок осмелится! А он осмелился - не побоялся позора и сплетен. Молодец! Значит, любит по-настоящему, значит, готов ради тебя на всё. А что ещё надо-то девушке?

  - Да ничего это не значит, Оль, ровным счётом ничего. Ухарство какое-то показное, дешёвая бравада - и только. Чистый спектакль, одним словом, или же цирк-шапито. Мне даже странно и чудно, если честно, как он на подобное вообще решился. Ведь он же по натуре - мямля и трус, блаженный мечтатель какой-то. Три года за мной хвостом ходит, подглядывает, подсматривает и канючит, со стороны на меня любуется как дурачок, - смотреть на это всё тошно!... А тут вдруг с чего-то его прорвало, на подвиги и героизм потянуло. Спьяну, наверное, - ведь он последние два раза пьяным ко мне приходил: я рассказывала. Напьётся с дружками вина и водки - вот его на подвиги-то и тянет: дурь свою показать, ухарство вино-водочное, дешёвое. А как протрезвеет - опять становится нытик и трус, и как лилипут маленький. Нужен мне такой муж, подумай? - который лишь в пьяном виде храбрый и значимый, и "большой". А вдруг он вообще алкаш запойный? И что тогда? Хороша же я буду, решив соединиться с ним в семейный союз! Через месяц и разбежимся, проклиная и ненавидя друг друга.