Певица наша, конечно, поступала неразумно. Вместо того чтобы гнать от себя все эти грустные мысли, она, наоборот, разжигала их в себе и упивалась своим горем. Часами перечитывая свои дневники — выискивала несчастные страницы. Она могла составлять список негативных качеств писателя, всех его нехороших поступков по отношению к ней, но даже в отчаянном настроении этот список обычно перечеркивался, переписывался, и получалось, что писатель самый лучший мужчина в ее жизни. Под лучшим мужчиной подразумевались совсем не сексуальные его способности, а что-то спиритическое, метафизическое. Она могла сказать о нем — человек из моего племени. Да, и вот она не смогла ужиться с ним. Как и та, которую она презирала. Унижение! — кипела Машка. И то, что их отношения продолжались и писатель говорил, что ничего не изменилось, для певицы было обидной насмешкой. Она уже не была частью его жизни, когда над вами двумя одна крыша, вы делите одну постель, освещены одной лампой, пьете одну воду и смотритесь в одно зеркало.
Французская подружка — соседка певицы — приходила всегда без звонка. Даже когда у той был телефон. Так уж было заведено. Она заходила по пути куда-то. Потому что Фаби, как называла подружку певица, была человеком общественным и все время куда-то, к кому-то шла. То ли на вернисаж, либо на коктейль, то ли в издательство, либо на встречу. У себя дома, на рю Мандар, она бывала редко. И певица все удивлялась — когда же та успевает что-то написать — пусть и писала она пока небольшие заметки, статьи, репортажи и интервью, — если все время куда-то идет!? К тому же эта самая Фаби, уверенная, что в ней есть венгерская кровь, была девушкой увлеченной. Она, как и певица, увлекалась алкоголем. Певица, правда, могла пить и рабоче-крестьянское, за 8 франков литр Французская же девушка с венгерской кровью за свою кровь переживала и не портила ее деше выми винами.
Не имея постоянного заработка, она, при наличии денег, в момент оплаты какой-нибудь статьи, могла тут же все эти денежки и растратить, выписывая чеки на сто с лишним франков за пару бутылочек винца, беседуя долго и с толком с винным продавцом. Через пару дней она могла, правда, забежать к певице и стрельнуть у той пятьдесят франков. Заодно помыться, потому что душ у нее был сломан и денег на починку, разумеется, не было. Вероятно, в этом и заключалось основное различие между человеком, живущим у себя дома, на Родине, и чужаком. В конце концов, та же Фаби могла при совсем плохих делах поехать к родителям, отсидеться в провинции. Или родители могли приехать к ней и починить душ, а заодно подкинуть пару сотен.
Это вовсе не значит, что певица — чужак — была очень экономной, аккуратной в обращении с деньгами. Совсем нет! Но все-таки, когда у нее появлялись деньги, она не бежала в ресторан объедаться лангустами или устрицами, она покупала стэик вместо курицы’ А остальное складывала в копилку. Платить за квартиру. Фаби же месяцами не платила. Видимо, потому, что жила в своей квартире уже очень давно, хозяева ее знали и доверяли. Певица же с приближением дня платы трясущимися руками открывала свинью-копилку по нескольку раз в день и пересчитывала сложенные вчетверо бумажки. Когда их не хватало, молилась Дьяволу: «Пусть придет какой-нибудь маленький арабчонок в кабак и даст мне пятьсот, как раз не хватает, а, Люциферчик?!»
— Он все-таки очень дикий, твой кот. Ты должна дать ему больше свободы!
Певица запускает Фаби в квартиру и торопливо закрывает дверь, которую уже сторожит кот. Фаби таки похожа сейчас на венгерскую девушку. Лицо в овале платка, ярко-черные глаза блестят. Она не красит ресницы, но о них нельзя сказать «лысые», как о глазах Врагини. О Врагине Фаби знает и смеется над певицей, крутя пальцами у виска. У Фаби кулек с жареными каштанами. И Машка вспоминает свою маму и ее рассказы о Париже, в котором едят жареные каштаны. Певица так никогда и не попробовала жареных каштанов.
— Ну что, ты опять сидишь дома и страдаешь? Бедная я, бедная… — смеется Фаби, закуривая немецкую сигарету НВ.
Певица убирает разбросанные листы в папку. Фаби ей нравится тем, что она не типичная француженка-куколка. Ж.Э.Алье назвал ее пропавшим, потерянным мальчиком. На мальчика она, впрочем, похожа только короткой стрижкой. Но, видимо, энергию и характер было принято считать чем-то мальчишечьим среди французов. Может, в Фаби действительно есть венгерская кровь… Кот лезет за жалюзи в шкаф, и певица кричит ему по-русски: «Пума, нельзя!»
— Конечно, он такой дикий из-за твоего голоса!
— Неправда. У него просто нарушен режим, — оправдывается Машка, а кот пустился в бег по кругу, цепляясь когтями за ковер. — Из-за моего голоса, я как-то думала, я не смогла бы нянчить своего маленького ребеночка Он бы умер от страха.
— А как же бэби тигров, львов, крокодилов?! Бэби всегда знают голос мамы!
Машка уже представила себя с маленьким кроко-диленком на руках. Пока она одевается, Фаби слушает песню группы «Крэдит».
— Если бы у меня были деньги, я бы сделала с тобой клип. Я бы вас обязательно записала.