Моя борьба. Книга пятая. Надежды

Похороны предполагались примерно через неделю, я попросил отпуск, мне его дали, и через несколько дней я полетел в Берген, оттуда мы с Гунвор на катере добрались до Рюшедалсвики, мама встретила нас и по омытым дождем ноябрьским ландшафтам повезла через маленький горный район до Офьорда, где дедушка прожил всю жизнь. Он родился в 1908-м, в бедной семье, каких в те времена было немало. Матери лишился в раннем детстве. Отец строил дома и ловил рыбу. Впоследствии отец женился снова, у него родилась дочь, а когда однажды зимой в тридцатые годы вышел в море ловить рыбу и почувствовал себя плохо, а вскоре умер в больнице Флурё, дедушка потребовал себе дом, в котором жила мачеха с маленькой дочкой. Возбудили судебный иск, и дедушка дошел до самого Верховного суда и выиграл дело. Мачехе и единокровной сестре пришлось покинуть дом, дедушка поселился в нем сам и прожил там до конца жизни. В 1940 году он женился на Кирсти Ордал, с 1942-го по 1954-й у них родилось четверо детей, дедушка с бабушкой тащили на своих плечах крохотную ферму, он работал шофером, разводил норок и пчел, выращивал ягоды, держал нескольких коров и кур. Дети, кроме младшего, разъехались, дедушка вышел на пенсию, его старшая дочь стала учителем средней школы, средняя – преподавателем на курсах медсестер, младшая – психологом, а единственный сын – судовым сантехником и поэтом. Так все было, так все стало, а теперь все закончилось.

Мы подъехали к дому, распахнули дверцы и вышли из машины. Шел дождь, и пока я открывал багажник и доставал из него пакет с костюмом и маленький чемоданчик, ноги у меня успели увязнуть во влажном гравии.

На крючке в прихожей висели дедушкин комбинезон и его черная кепка с маленьким козырьком. На полу стояли его сапоги.

Из гостиной доносились голоса, я оставил вещи и вошел внутрь. Там меня встретили Хьеллауг, Ингунн, Морд и Хьяртан, они поздоровались, спросили, как нам с Гунвор живется в Бергене. А Ингунн спросила, не голодные ли мы. В гостиной витала радость, как всегда, когда они встречались. Вот кого он оставил после себя, подумал я. Хьеллауг, Сиссель, Ингунн и Хьяртана. Их мужей – Магне, Кая Оге и Морда. Их детей – Анн Кристин, Юна Улава, Ингрид, Ингве, Карла Уве, Ингвиль, Удина и Сёльве. Завтра мы его похороним. А сейчас будем ужинать и разговаривать.

* * *

Плотные хлопья тумана ползли над густым, темно-зеленым, почти черным ельником на склоне холма за озером. Было девять утра, мама попросила меня набросать на дорогу у ворот еловых веток. Такова старая традиция. Под дождем я дошел туда, положил ветки на гравий, взглянул на дом, на светящиеся этим серым утром окна. Я плакал. Не от смерти и холода, а от жизни и тепла. Я плакал от того, что существует доброта. Плакал, потому что видел в тумане свет, плакал по живым в доме умершего и думал, что нельзя тратить жизнь впустую.

* * *

В церкви Юн Улав должен был произнести речь, но так рыдал, что не выдавил ни слова. Он попытался, но не смог, едва открыв рот, он принимался всхлипывать. По окончании службы мы вынесли гроб из церкви и погрузили его в катафалк. Мы сели в мамину машину и медленно проехали по деревне, мимо дома, к кладбищу на холме над фьордом, где дожидалась готовая могила. До нее мы несли гроб на плечах. Мы пели, и бескрайнее пространство вокруг удивительно откликалось на наше пение. Под нами виднелся фьорд, серый и тяжелый, на противоположном берегу отвесно уходила в воду скала, словно обернутая в тучи и туман. Священник бросил на гроб горсть земли. Из земли взят, в землю и возвратишься. Мама на миг остановилась перед могилой. Она склонила голову, и меня вновь накрыли слезы, последний приступ, потому что оттуда мы поехали в дом культуры, где все угощались горячим мясным супом, и настроение улучшилось, все осталось позади, жизнь продолжается уже без дедушки.

* * *

Вернувшись в Хюстад, я стал обзванивать организации в Бергене, где требовались альтернативщики, и меня сразу же пригласили на студенческое радио: у меня имелся двухлетний опыт работы на городском радио, так что, заехав на Рождество к маме в Йолстер, я через несколько дней явился в студенческий центр, чтобы провести свой первый день на альтернативной службе. Дверь в помещение на втором этаже, где находилось студенческое радио, газета «Студвест» и разные другие студенческие организации, была заперта, поэтому я ждал редактора внизу, расхаживал туда-сюда, читал объявления, смотрел на книги в книжном магазине «Студия», потом сел и закурил; я прождал почти час – что же случилось, неужели я перепутал день?

Редактор появился спустя полтора часа после назначенного времени.

Как, неужели это он?

Ко мне направлялся жирный длинноволосый парень в очках. На нем были джинсы, джинсовая куртка, на ногах – высокие желто-черные футбольные ботинки с резиновыми застежками, мы такие носили в детстве, пока из нас не собрали футбольную команду и не выдали нормальные бутсы. Три года назад я как-то раз побывал у него в гостях – я тогда еще напился и курил траву. Передо мной словно разверзлись ворота ада. Он – редактор? Как такое возможно?