Моя борьба. Книга пятая. Надежды

Что-то не сходилось, и я снова перечел письмо.

Да, так и есть. Мой рассказ приняли для номера дебютантов.

Я спустился в свое новое жилище, уселся в кресло и опять прочел письмо.

Где-то ошибка. Видимо, им наприсылали крайне некачественных текстов. Но полторы тысячи? От полутора тысяч авторов? Неужели все они настолько плохи?

Нет, вряд ли.

Значит, спутали меня с кем-то. Каким-нибудь Крамсгором, или Кнутсгором, или еще кем-нибудь.

Я расхохотался.

Меня приняли!

* * *

Через несколько дней меня призвали на альтернативную службу. В конце осени мне предстояло поехать в Хюстад, а оттуда отправиться куда-нибудь на шестнадцать месяцев. Меня это устраивало, два с лишним года в Саннвикене – более чем достаточно, а учиться не тянуло.

Я по-прежнему работал в больнице и писал рецензии на книги для «Студвеста», а еще Ханс предложил мне делать интервью, в первую очередь с писателями, ведь это как раз моя сфера, но также с учеными и другими интересными для студенческой газеты людьми. В остальном с газетой я дела не имел – только забегал туда, брал маленький диктофон, записывал интервью, дома набирал его на компьютере и относил в редакцию. Ханс считал, что получается у меня хорошо, и, по его словам, многие другие тоже так думают.

Прямо перед отъездом в Хюстад я получил по почте два экземпляра дебютантского номера. Я открыл на странице с моей новеллой, рядом с заголовком «Дежавю» разместили мою фотографию, увеличили маленький паспортный снимок, в колонке с информацией об авторе стояло мое имя, год рождения и профессия, в качестве которой я указал «безработный». Смотрелось неплохо, я не рисуюсь, не выделываюсь, вот уж нет, и почти ничего о себе не рассказываю.

О дебютантском номере написали во всех крупных газетах, во многом потому, что в предыдущем аналогичном номере, выпущенном в 1966-м, напечатали тексты писателей, впоследствии прославившихся, – Эйстейна Лённа, Эспена Ховардсхолма, Кнута Фалдбаккена, Хьерсти Эрикссон, Олава Ангелла и Тура Обрестада, поэтому, когда сейчас, спустя двадцать шесть лет, «Виндюет» вновь решился на подобный номер, многие надеялись, что подрастающее поколение такое же сильное. Большинство, однако, пришло к выводу, что надежды не оправдались. Во всех рецензиях упоминались наиболее перспективные авторы; моего имени среди них не было. Оно и неудивительно – мой рассказ в числе слабейших, его, наверное, вообще зря выбрали. Когда я долетел на самолете до Молде, а там сел в автобус до Хюстадвики, я отстранился от всего этого. Мне скоро двадцать четыре, несколько лет жизнь моя никуда не двигалась, я не развивался ни в каком направлении, не делал ничего нового, существовал по инерции, которая сложилась в первые месяцы моего пребывания в Бергене.

Сейчас, глядя по сторонам, я не видел ни единого просвета, повсюду было более-менее одно и то же. Поэтому альтернативная служба представлялась мне подарком. Она позволяла отложить все на шестнадцать месяцев. Больше года за меня будут все решать, лишат ответственности за собственную жизнь, по крайней мере за ту ее часть, что связана с учебой, работой и карьерой.

* * *

Как-то раз рано утром кто-то из персонала постучался ко мне в комнату и, разбудив, попросил подойти к телефону. Было всего шесть утра, значит, что-то случилось, я поспешил к телефонной будке в конце коридора и поднес к уху трубку.

– Алло? – сказал я.

– Привет, это мама.

– Привет.

– Карл Уве, боюсь, у меня плохие новости. Дедушки не стало. Сегодня ночью.

– О нет.

– Он умер по дороге в больницу. Вечером позвонила Хьеллауг, она вызвала скорую, а Юн Улав поехал к нему. Он был там, когда дедушка умер. Думаю, дедушка не мучился. Все произошло быстро.

– Хоть это хорошо, – сказал я.

– Да, – согласилась мама.

– Он был уже старенький.

– Это да.