Мразь прижимает Тею к стене, рукой прижав ее шею, не давая возможности пошевелиться. Богиня едва дышит, глаза расширены от ужаса, а в них стоят невыплаканные слезы. И именно они выпускают моего внутреннего зверя наружу, отдав ему команду «Фас». И он жаждет крови.
— Давид…
— Эй, мужик. Девушку. Отпустил, — коротко и четко. Не тратя времени и сил на пустые разговоры. Я подхожу максимально близко к уродам, следя за каждым движением.
— Пошел отсюда, — ублюдок сплевывает на землю, выказывая неудовольствие. — Все нормально. Не видишь, бабу свою воспитываю.
— Повторяю для тупых: руки убрал и отошел на шаг назад, — скидываю пиджак на землю, чтобы он не сковывал движения.
Ярость ядом распространяется по венам, требуя выхода наружу. Ну же, мразь, давай, дай мне повод ушатать тебя. Мой контроль держится на честном слове и страхе, что если я потерю второго из виду, пока буду выбивать душу из первого урода, то он может навредить Тее. Я не позволю, чтобы хоть один волос упал с ее головы.
— Я же сказал, — мужик убирает руку с шеи Богини и делает шаг навстречу, — это моя…
— Это моя женщина, — мой кулак летит четко в цель, с первого удара ломая нос головорезу.
Пользуюсь некоторым преимуществом и сношу мужика с ног на землю. Наваливаюсь сверху и четко, безжалостно, удар за ударом отбиваю навсегда желание угрожать слабой и беззащитной девушке.
Настолько увлекаюсь процессом, что крик Теи слышу одновременно с обжигающей болью в предплечье.
Жажда крови затмила разум, и я упустил из виду второго урода, за что и получил порез ножом. Но сейчас в моем организме переизбыток адреналина, что, кажется, это не ранение, а лишь досадное недоразумение.
Поднимаюсь на ноги и, не обращая внимания на вопли ссыкливого мужика, наступаю на него. Вспоминаю молодые и лихие годы и выбиваю нож из рук ублюдка, с диким удовольствием ломая руку под оглушительные вопли.
— Передай хозяину, что я живьем закопаю его, если он еще хоть раз подумает про мою женщину.
— Она… — скулит, стоя на коленях и прижимая к груди поврежденную конечность, — она…должна ему…
Сцепляю зубы, мысленно отмечая выведать все о долгах Теи. Она брала деньги у какого-то бандита? Зачем?! Что вообще происходит в твоей жизни, девочка?!
— Всем, кому должна Тея, я прощаю.
Делаю два глубоких вдоха, стараясь привести себя максимально в норму, чтобы еще больше не напугать девчонку, и поворачиваюсь к ней.
Глава 38
Малышка так и стоит, прислонившись к стене, застыв на месте. Ее взгляд устремлен в одну точку, а тело неконтролируемо трясет. Такое ощущение, что Тея меня не видит. Она так глубоко внутри себя, что не обращает внимания на происходящее.
— Тея, — осторожно касаюсь ее плеча, но она все равно вздрагивает и отшатывается. — Это я, спокойно, девочка.
Осторожно, словно боюсь сломать, касаюсь ее ладони, веду вниз и переплетаю наши пальцы. Богиня, как в замедленной съемке, следит за моими движениями и поднимает на меня свой растерянный взгляд.
— Пошли, до дома провожу тебя. Ни на минуту же нельзя одну оставить, опять во что-то влипнешь.
Богиня лишь коротко кивает, крепче стискивая мою ладонь, и мы в абсолютной тишине идем к ее дому. Также молча заходим в подъезд, молча, не глядя друг на друга, поднимаемся в лифте.
Тея отмирает лишь у двери квартиры, когда поворачивается ко мне, наверно, чтобы поблагодарить, и ее глаза распахиваются в ужасе, а лицо стремительно бледнеет.
— У тебя кровь, — пальчиками проводит по кромке пореза, заставляя скривиться от неприятных ощущений. — Надо обработать.
Перевожу взгляд на предплечье и только сейчас замечаю, что кровь пропитала почти весь рукав рубашки.
Тея трясущимися руками, не с первой попытки открывает входную дверь и прямо в обуви проходит вглубь квартиры. Очевидно, это своеобразное приглашение следовать за ней.
Закрываю дверь на замок, все же скидываю обувь в прихожей и иду на свет. Тея уже достала аптечку из шкафа и готовит бинт и перекись.
Опускаюсь на стул и внимательно слежу за Богиней. Мне не нравится ее состояние. Совершенно. Оно пугает. Тея как будто делает все на автомате, а мыслями где-то далеко и, судя по прикушенной губе почти до крови, образы в этой милой головке отнюдь не радужные.
— Порез кажется глубоким. Может, тебе лучше в больницу, чтобы зашили? Я не…
— Ты справишься, девочка, — накрываю ее пальцы своими и прямо смотрю в глаза. — Успокойся и просто обработай рану. Не помнишь, что ли, что на мне все заживает, как на собаке?
Моя Богиня тяжело дышит, но все же коротко кивает.
— Сними рубашку, — просит тихо, отведя взгляд в сторону и не поднимая голову. Стесняется? Не хочет смотреть? Не припомню, чтобы она боялась вида крови.
Я, шипя и морщась, все же стягиваю с себя одежду и пристально наблюдаю, как Богиня механически, как будто на автомате, обрабатывает рану, все также не глядя на меня, как будто я, по меньшей мере, стул.
Закончив, Тея с таким же отсутствующим выражением лица медленно, как будто все силы разом покинули ее, бредет мимо, забирается на диван, поджимая ноги под себя, и уставляется в одну точку.