Моя чужая новая жизнь

— Девушкам не задают таких вопросов, — уклончиво ответила я и, глядя, как он помрачнел, сжалилась. — Как-то не очень у меня складывается с амурными делами. Понравился вот один солдат, а он оказался из тех, кто мальчиков предпочитает.

— Эрин, ну хватит, — бедняга покраснел, словно невинная девица. — Ты не представляешь, что я пережил, когда понял, что влюблен в Карла.

Я почувствовала, как лёгкая горечь разливается внутри. У меня никогда не было такой осторожной нежности, долгих ухаживаний и готовности принять меня любой. Это задевало что-то внутри. Хотелось расслабиться и посмотреть, к чему это может привести, но скорее всего я больше не увижу этого трогательно влюблённого мальчика.

— Как давно ты выяснил, что я не Карл? — я уже убедилась, что он готов принять любую мою выходку, но всё же интересно.

— Ещё летом, — смущённо улыбнулся он. Ни хрена себе у него терпение! — Я… ревновал тебя к той девчонке, ну и однажды проследил за вами.

— И что, тебя действительно ничего не смутило? — скептически спросила я. — Ведь я могла действительно оказаться кем угодно. Шпионкой, партизанкой, да мало ли.

— Не скажу, что ни разу не сомневался, — ну хотя бы честно, — но постепенно узнавая тебя, я понял, что ты не враг. Оказалось, я прав — запутавшаяся, напуганная девчонка. Я рад, что тебе больше не нужно скрываться и куда-то бежать. Поработаешь в госпитале, а когда кончится война, мы можем вместе куда-нибудь уехать. Не думаю, что пара капель русской крови представляют такую уж проблему.

Он что, после моего маскарада и обрывочных откровений вот так просто верит новой версии? Благо я не собираюсь ему вредить и как-то пользоваться этой слепой влюбленностью.

— Нам пора возвращаться, — с сожалением вспомнила драконовские правила в госпитале. Фридхельм перехватил мои заледеневшие пальцы, согревая. Как он умудряется оставаться тёплым, как печка, при такой холодине?

— Не хочу расставаться, но ты права.

Мы медленно пошли к больничке.

— Я буду при любой возможности приезжать. Не уверен, что война закончится в ближайшее время, но нам же положены отпуска, — ну вот, строит человек радужные планы, в то время как я мысленно прощаюсь с ним.

— Береги себя, — я остановилась перед крыльцом.

— Я буду осторожен, — синеглазка чуть сжал мою ладонь. — Ведь мне есть к кому возвращаться.

Сволочь я распоследняя, но по-другому нельзя. Слишком проблемным выходит романчик. Тем более если побег окажется провальным, меня наверняка отправят в лагерь как лицо славянской национальности, а значит автоматически потяну на дно и его.

Он склонился ко мне, и я предупреждающе напомнила:

— Осторожнее, Чарли сказала, что ты мой кузен.

Синеглазка не стал портить мою репутацию. Вместо прощального поцелуя обнял, прижимая так крепко, словно боялся отпускать, а я мучительно ломала голову, что сказать на прощание. Что всё будет хорошо? Бред. И он, и я с лёгкостью можем не дожить до конца войны. Что мне тоже не хочется расставаться, но я всё равно пойду своим путем?

— Фридхельм, передай Вильгельму это, — окликнула его Чарли и сунула какой-то конверт.

Мне наверное не понять, как можно неделями ждать известий от любимого человека. В двадцать первом веке все привыкли, что с близкими можно связаться в любой момент. Лучше бы меня закинуло в будущее и пришлось осваивать новые технологии, чем вот так.

— Он тебя любит, — мечтательно сказала Чарли, глядя, как Винтер садится в машину. — Друзья так не смотрят и не обнимают.

Я не стала спорить. Внутри неприятно скреблась тоска. Даже если бы я осталась, каждый раз провожая его на фронт, испытывала бы эту тревогу и страх. На войне самое сильное чувство — это надежда. Всё, что я сейчас могу — надеяться, что он останется жив.

* * *