Моя чужая новая жизнь

— Вы уже поняли, что произошла смена власти. По крайней мере половина страны теперь в руках Германии. Кто-то смирился со своим положением, но всегда есть те, кто не сдаётся до последнего. Я должна вам напомнить, что любая помощь партизанским отрядам и связь с ними караются по всей строгости. Причём пострадать могут все, даже невиновные. Выбор как поступить всегда остаётся за вами, — ну всё, сейчас меня закидают камнями. — Также вам предлагается работа. Сейчас в город набирается команда разнорабочих, за выполненную норму каждый получит продуктовые карточки. Более молодым предлагается уехать на заработки в Германию. Там достаточно много фабрик, фермерских хозяйств.

Повисло тяжёлое молчание. Наконец какая-то женщина рискнула первая подать голос:

— И шо, правда платить будут?

— А почему как уехать так сразу молодым?

— Я слышала, девушки там как сыр в масле катаются, едят досыта и даже приодеться удаётся.

Я вспомнила прочитанные архивы. Угнанные парни и девушки впахивали как проклятые каторжники на каменоломнях, обрабатывали поля, надрывались на стройках. Естественно, без оплаты и практически впроголодь. Причём угонять без права голоса стали чуть позже, а сначала, чтобы не сеять панику в массах, именно заманивали. Даже письма фальшивые зачитывали, мол сплошной рай, приезжайте не пожалеете.

— А вы сами подумайте правда или нет. Разве можно сомневаться в гуманности и благородстве немецких освободителей? — я выразительно приподняла бровь, следя за реакцией народа.

— Бабы дуры, — хмыкнул худой дедулька в сторону галдящих тёток. — Я им говорил, что враг как бы зубы не заговаривал врагом и остаётся. А ты, девка, смотрю себе на уме. Форма на тебе ихняя, а говоришь как-то чудно. На чьей ты стороне и не поймёшь.

— Не бери в голову, дедуля. Я сказала, вы услышали.

— Толку от твоих намёков? Уйдёте вы, придут следующие, и всё по новой. Если фрицы поставили целью рабами нас сделать, они силком заберут наших детей.

Увы, так всё и будет, но напрямую подтвердить это я не рискну.

— Нужны молодые здоровые парни и девушки. Больные и увечные в качестве рабов не ценились никогда. Я надеюсь, никому не придёт в голову маскироваться под хромого, горбатого, чахоточного или уродовать девчат? А то знаю я случаи, когда специально обрезают волосы или болячки себе малюют на пол-лица.

Уж не знаю насколько успешно я выполнила свою миссию, но надеюсь что смекалка и здравый смысл перевесят неприязненное недоверие к моей персоне.

— Эрин, ты должна поесть, — Кох расстроенно смотрел, как я отодвинула тарелку с нетронутой кашей.

— Голова болит, не хочу, — пробормотала я.

Прошло два дня, а я по-прежнему не знаю, что там с Фридхельмом. По-моему, братец сменил место его «тюрьмы». Вчера я снова ухитрилась пробраться к погребу и минут десять топталась под дверью. Стучала, чуть ли не орала — и тишина. Вряд ли синеглазка настолько крепко дрых, скорее всего его там уже нет.

— Ты бы слушала свою няньку, деточка, — насмешливо поддразнил Бартель. — Будешь плохо кушать — винтовку поднять не сможешь.

Ну давайте, издевайтесь. Это же так весело — обсудить мои успехи в тире. Кребс ещё днём вернул мне «парабеллум», объявив, что мои тренировки на стрельбах никто не отменял. Мол, даже если я теперь переводчица, при необходимости я должна встать в строй и прорываться из окружения вместе во всеми.

— Да тебе скорее всего и не придётся стрелять на передовой, — утешал меня Кох. — Так что не переживай.