Моя чужая новая жизнь

— Не тебе решать важные они или нет, — с каким-то вызовом посмотрел мне в глаза Вилли. — Во-первых, там могут быть сведения, сколько людей проживает в селе, что поможет нам выявить связи с партизанами. Во-вторых, деревня — теперь собственность Германии, а значит мы должны знать, сколько средств уходит на засеивание полей и что там у них ещё есть.

Хрень полная, но спорить бесполезно. Ладно, можешь строить из себя биг-босса, пока есть такая возможность.

Ночевать в тот день я явилась поздно, злая как собака. Задержавшись на крыльце, чтобы успокоить нервишки привычной сигаретой, я тщетно пыталась немного пригасить опасные эмоции. Мне хотелось огреть старшего Винтера по башке и желательно чем-нибудь потяжелее. Это уже не смешно. Гнобить девушку брата из-за… А кстати, хороший вопрос из-за чего? Может, потому, что я якобы полукровка? Или считает, что на войне не место амурным делам? Как говорится: «Ни себе, ни людям». Честно говоря, с таким ярым неприятием от родственников бой-френда, я раньше никогда не сталкивалась. Зря Вилли думает, что меня можно безнаказанно изводить. Я ведь могу устроить ему «марафон добра» вроде того, что отхватил Шнайдер. Нет, надо всё-таки взять себя в руки и успокоиться. Моя задача сейчас сидеть тише воды, а затем незаметно смыться. Разборки с Винтером могут здорово подпортить моё и так незавидное положение.

Войдя в хату, я постаралась как можно тише прошмыгнуть в свою комнатку. Наверняка Наталья с малым в такое время уже спят.

— Мишенька, ну не упрямься, давай пей, — услышала я причитания Натальи. — Ох, горюшко ты моё.

— Что случилось? — я подошла ближе.

Обычно живой и задиристый мальчишка сейчас лежал на печке, раскинувшись бессильной тушкой. Глаза воспалённо блестят, весь красный.

— Заболел?

— Говорила я, чтоб не выскакивал раздетый, да разве ж за ним уследишь? — женщина плакала, уже не скрывая слёз. — С прошлой ночи лежит в жару. Я вот травы заварила, а он и не пьёт, говорит горько.

Так, будем надеяться, что у мелкого не какая-то зараза типа дифтерии, иначе тогда пиздец всем. Про прививки никто здесь явно не слышал, но если это обычная простуда, то, надеюсь, я справлюсь. Для начала нужно вымыть руки и прихватить свою походную аптечку.

— Мишка, слезай я тебя осмотрю, — мальчишка зажмурился и замотал головой. — Ты же большой мальчик, неужели боишься меня?

— Ничего я не боюсь, — Мишка насупился и нехотя слез с печки.

Я кивнула Наталье:

— Поднеси лампу поближе.

Ну, что я могу сказать? По-моему, у пацана ангина. Причём гнойная. В детстве у Полинки такая срань случалась часто, и я по опыту знала, что пока не убрать всю гадость с миндалин, температура не упадёт. То есть в цивилизованном мире это делается в кабинете лор-врача, но где цивилизованный мир, а где мы? Придётся действовать по старинке.

— Дай мне что-нибудь длинное, вроде спицы, — я достала вату и перекись и столкнулась с перепуганным взглядом Натальи.

Да, блядь, сколько можно? Она что думает, я буду маньячить, издеваясь над больным ребёнком? — Ему нужно обработать горло, иначе температура не спадёт.

Бедная женщина мужественно выдержала сдавленное мычание Мишки и его судорожный кашель. Ну да, процедура не из приятных.

— Ну, всё-всё, — я потянулась прогладить мальчишку, но он увернулся. — А теперь будь молодцом, проглоти этот порошок.

Наталья всё ещё недоверчиво посматривала на меня, но открыто возражать не решилась. Я вздохнула и показала ей этикетки:

— Это лекарства, видишь? Толку от твоих трав сейчас не будет.

— Твой порошок противный, — скривился мальчик, когда я добровольно-принудительно запихнула ему в рот ложку со стрептоцидом.

— Противный, — не стала спорить я. — Но зато ты быстро поправишься. А то что получается? Папка твой на войне, кто же маму защищать будет, если ты расхвораешься?

Мишка посмотрел на меня и с детской прямотой выдал:

— Вот вылечусь и сбегу к папке, буду вместе с ним фрицев стрелять. Он у меня знаешь какой сильный?

— Мишка… — сдавленно ахнула бедная Наталья.— Ну что ты такое мелешь!

Я успокаивающе улыбнулась ей:

— Всё нормально, мальчик должен гордиться своим отцом.