Моя чужая новая жизнь

Даже два — это для нас плохо. Противотанковых орудий нет, значит, придётся отбиваться гранатами и пулемётами. С покрытого деревьями холма поднимались облака дыма. Видимо, те, кто был более-менее на ногах, пытались держать оборону госпиталя, но долго ли они смогут продержаться без патронов?

— Кребс, расставьте всех на позиции, — я прикинул, что танки придётся взять на себя. — Главное, не давайте взять нас в окружение.

Сколько обычно длится бой? Порой кажется, что целую вечность, а на самом деле проходит не более пары часов. Ощущение времени словно растворяется в горячем мареве. Взрывы снарядов, окровавленные тела, удушливый запах дыма и пороха… Генералы, может, и сохраняют хладнокровие, продумывая стратегии боя, но солдат ведёт лишь жажда жизни. В висках стучит: «Убить, уничтожить, отвоевать этот жалкий клочок земли». Автоматные очереди раздаются со всех сторон, солдаты вперемешку: наши, русские… Двигаются перебежками, кто-то из них падает, навсегда оставаясь лежать неподвижно. Я заметил, что один из пулемётов замолчал, и не задумываясь бросился туда. Пулемётчик лежит с пробитой грудью, второй подбегает ко мне с новыми лентами патронов.

— Справишься? — бросаю гранату, заметив боковым зрением чересчур близко подобравшихся русских.

— Мы с нашими пулемётами тут бессильны, — парень уставился на надвигающиеся на нас танки. — Мы должны остановить их.

Торопливо заряжаю ленту, открывая огонь. Они замедлили ход, над нами просвистел снаряд. Один из танков начал разворачиваться, последовало ещё несколько взрывов. Затем послышался чей-то победный крик, и я увидел, как в него попали из миномёта. Он медленно отступал и врезался в другой танк, который зашатался от удара.

— Прикрой меня.

Нужно не дать им опомниться, подбить и второй. Нащупываю гранаты — все, что остались, — и одновременно раздаётся залп миномёта.

— Видали! — прокричал кто-то из парней. — Мы обратили иванов в бегство.

Окутанные густым облаком дыма, танки медленно отступали. Орудия перенесли огонь на дальние позиции русских, повсюду раздавались предсмертные вопли и стоны. Кто-то, обезумев от радости, во всю глотку заорал «Зиг хайль!» Похоже, нам удалось отстоять госпиталь.

— Заносите их сюда, — я открыл тяжёлые двери, пропуская санитаров с носилками.

Мельком заметил испуганные глаза Вальтера. Похоже, ему раздробило ключицу. Крови много, но жить будет. Мальчишка чем-то напоминал мне Фридхельма и, конечно, ему сейчас страшно. Как-никак, первое ранение.

— Если я умру, обязательно отправьте матери вот это, — он попытался всунуть мне в руку какой-то медальон.

— Успокойся, — я потрепал его по макушке. — Ты не умрёшь. Поверь, я видел достаточно раненых, ты поправишься.

Я решил задержаться, чтобы убедиться, что Вальтеру окажут помощь, и огляделся, высматривая своих. Даже не знаю, сколько моих парней ещё живы. В коридоре было столпотворение. Медсёстры помогали дойти до палат тем раненым, кто был эвакуирован в подвал, санитары складывали носилки с новыми прямо на пол. Обшарпанная дверь распахнулась, и доктор в заляпанном кровью халате устало оглядел свой фронт работы, затем остановил проходившую мимо медсестру:

— Начинайте перевязки, я осмотрю сначала самых тяжёлых.

Повинуясь какому-то порыву, я заглянул в комнату, из которой он только что вышел. Серые кафельные стены, даже полы были в кровяных брызгах, а на операционном столе слабо постанывал какой-то солдат.

— Я сейчас подойду, — Чарли торопливо выбросила окурок в форточку и обернулась. — Вильгельм… — её глаза блестели от слёз, губы дрожали. — Что же это? Они едва не разгромили военный госпиталь…

Сейчас она была похожа на маленькую девочку, которая потерялась. Вот только маленькие девочки не носят медицинский халат, в который намертво впиталась чья-то кровь. Сердце обожгло тошной виной. Она приехала на фронт ради меня, ведь послужить фюреру и принести пользу стране можно было и в Берлине, там тоже есть больницы. Я шагнул ближе, чтобы обнять её.

— Тш-ш-ш, всё хорошо…

— Столько новых раненых, а у нас почти кончился морфий, — она всхлипнула. — Когда же всё это закончится?

— Закончится.

Я аккуратно отвёл с её щеки прядь волос. Ей нужно услышать, что всё будет хорошо, что когда-нибудь мы снова станем жить по-прежнему.

— Обязательно закончится.

Я склонился ближе, почти коснувшись её губ, в последний момент смещая поцелуй к щеке. На минуту забылось всё… Что мы стоим в пропитанной чужими страданиями комнате, что где-то рядом догорают вражеские танки и нужно быть готовыми к новому бою.

— Мы вернёмся, — я нежно коснулся губами её виска. — И соберёмся на Рождество, пусть и не этой зимой…

Я должен сказать ей: «Уезжай сейчас», — но не имею права даже на это.

— Шарлот, доктор Йен тебя ждёт!

— Иду, — она снова стиснула меня в объятии. — Береги себя.

Мне тоже пора возвращаться. Я прошёл на задний двор, но оказывается, большинство машин уехали.

— Ты проверил, сколько у нас раненых? — спросил я Кребса.

— Не успел. У них не хватает санитаров. Пришлось помогать.

— Ладно, поехали, — я попытался вспомнить, где последний раз видел Фридхельма.

* * *