Моя чужая новая жизнь

— Отнесу их в машину, — он подхватил несколько коробок.

Давить и настаивать бесполезно. Он порой бывает ещё упрямее чем я.

Я открыла ему дверь и вышла следом на крыльцо. Как же холодно. Или это холод внутри меня? Мы снова пытаемся скрыть своих демонов. Я ведь тоже не говорю ему, почему меня до сих пор мучают кошмары.

* * *

— Поздравляю, — Вилли обнял брата.

Файгль наконец-то объявил о его повышении, так что у нас сегодня гулянка. Может, выпьет, немного расслабится и наконец-то расскажет, что за хрень творится уже вторую неделю.

— Ты уже написал родителям?

— Думаешь, отец теперь будет гордиться мной? — губы Фридхельма скривились в ироничной усмешке.

— Мама давно ждёт от тебя письмо, — спокойно ответил Вилли.

— Будешь меня опекать, даже когда мне стукнет сорок? — на этот раз по-доброму улыбнулся Фридхельм.

— Это называется забота, — Вильгельм потянулся, поправляя отворот на его кителе.

Напомнив, чтобы мы разошлись вовремя, он как-то поспешно ретировался. Может, устроит междусобойчик на пару с Файглем, а может, ушёл к себе рефлексировать. Вчера пришло распоряжение от генерала — отпуска солдатам временно запрещаются, и я даже знаю почему. На носу январь и знаменитое Сталинградское сражение. Если нас бросят туда… Это всё, пиздец. Чёрт, как же я устала всего бояться. Хочу хотя бы ненадолго почувствовать себя счастливой, а тут, блин, даже на личном фронте сгущаются тучи. Фридхельм выглядел так, словно ему сообщили не о повышении, а о смертельном заболевании.

— Ты не рад? — осторожно спросила я.

Он плеснул в стакан чуть ли не треть бутылки шнапса.

— Рад? — его губы искривила осточертевавшая горько-ироничная улыбка. — Наверное.

Он что, решил выпить в одно лицо эту чёртову бутылку?

— Хотя бы закусывай, — я подтолкнула какой-то бутерброд.

Фридхельм проигнорировал совет, пристально наблюдая за весельем остальных.

— Шнайдер или Каспер бы плясали от радости на моем месте, но ты-то ведь понимаешь, что это очередные оковы?

Сердце сжалось от пронзительной боли в его глазах. Понимаю, родной, как никто понимаю. Ты ведь тоже по-своему чувствуешь себя предателем, разрываясь между долгом и совестью.

— Все мы в этих оковах, раз подписались служить вермахту.

— Простой солдат — всего лишь винтик и выполняет то, что скажет ему командир. Такой как я. Теперь я должен принимать решение, отдавать приказ пытать какого-нибудь мальчишку, чтобы вырвать нужные сведения, и расстреливать пленных.

Мне нечего было ответить. Я старательно избегала мыслей, что когда-нибудь он может стать палачом. Всё-таки есть разница: или ты бездумно стреляешь, спасая свою задницу, или выстраиваешь рядком женщин и подростков, подписывая им приговор.

— Чего такие кислые, голубки? — подсел Шнайдер и плеснул в стаканы остатки шнапса. — Давайте выпьем за нашу победу.

Я без особого энтузиазма подняла стакан и чуть пригубила мерзкое пойло.

— Да что ты как замороженный, — он шутливо толкнул Фридхельма по плечу.

— Отстань.

— Опять строишь из себя невесть что? — недобро прищурился Шнайдер. — И почему таким кретинам вечно везет?

Фридхельм коротко, зло рассмеялся.

— А что, скажешь, нет? Звание лейтенанта получил, правда тебе оно, я вижу, нахрен не сдалось. Жёнушка за тебя готова идти под пули…

— Заткнись!

Я вскочила вместе с Фридхельмом. Только драки сейчас для полного счастья не хватает.

— Ты лучше за своей фрау присматривай.

Катарина, вон, явно не скучает, слушая, как ей ездит по ушам Берток. Глаза Шнайдера вспыхнули от злости. Ну, ещё бы. Они почему-то так и не обнародовали, что в отношениях, и скорее всего по её инициативе.

— Уж она точно не будет никуда рваться, если ты попадёшь в плен.

— Какая же ты всё-таки стерва, — прошипел он.

Я даже хуже, но собачиться некогда. Я вышла на крыльцо. Фридхельм нервно чиркал одну за другой спички, пытаясь подкурить.

— Так всё дело в этом? — осторожно спросила я.

Он не ответил.

— Да пусть болтает, что хочет. Или ты тоже считаешь, что я задела твою гордость?

— Да при чём тут гордость! — он со злостью отбросил окурок и снова полез в карман за пачкой. — То, что ты сделала… это… Ты хоть понимаешь, что бы я чувствовал, если бы ты погибла из-за меня?

— Но ведь не погибла же.

— Да мне было бы в сто раз легче коротать время в плену, зная, что ты жива!

— А если бы вас расстреляли?

— Пусть так. По крайней мере, я бы не чувствовал своей вины. Думаешь, я не вижу, как ты каждую ночь просыпаешься от кошмаров? Да ещё и не говоришь, что с тобой случилось, ведь не просто так они тебе снятся.

— Я просто сильно испугалась, но это ничего. Главное, ты жив и сейчас здесь, а не где-то на лесоповале.

— Что это за любовь такая? Я не хочу, чтобы ты жертвовала собой из-за меня, а ты как всегда меня не слышишь. Делаешь по-своему.

— Не понимаешь? — разозлилась я. — А на хера ты тогда прочитал столько книг? Зачем, по-твоему, суициднулись Ромео и Джульетта? Или Орфей спустился в ад за своей Эвридикой? Любовь бывает разная и она порой толкает людей на самые безрассудные поступки. Ты просто понимаешь, что не можешь поступить по-другому.

— Прости, я веду себя как скотина, — он обнял меня. — Я злюсь не на тебя.