Циничная жестокая правда из уст почти ребёнка звучала как-то дико. Я сгрёб Карла за шиворот и потащил к ближайшей машине. Потом разберусь с ним, сейчас важно закончить операцию. Но почему-то всё, что он сейчас сказал, никак не выходило из головы. Самое ужасное, что в глубине души я был с ним согласен. Немного остыв, я понял, что не могу судить Карла, раз признаю его правоту, но и совсем уж закрывать глаза на неподобающее поведение тоже не буду. Я прикинул, что никто особо не понял, что там произошло между нами в том переулке. Поэтому сказал Кребсу, чтобы запер Карла в наказание, мол он опять растерялся в ответственный момент и задавал лишние вопросы. Вечером прошёл в сарай, глядя, как сразу же воинственно вскинулся Карл. Несмотря на его напускную браваду, я видел в глазах страх. Правильно боишься, мальчик, здесь тебе не школьный класс, где можно спорить и дерзить учителям.
— Пока не извинишься за неподобающий тон и неповиновение, будешь сидеть здесь под замком, ясно? — с должной строгостью в голосе сказал я.
— Мне не за что извиняться, — Карл упрямо смотрел мне в глаза. — Я добровольно пришёл сюда и готов служить, но не палачом. И вам я сказал правду. Будете отрицать?
Вот оно значит как. Ну хотя бы сменил тон и снова обращается, как и положено подчинённому. Ладно, дам мальчишке последний шанс. Пусть посидит, подумает и если предпочтёт отправиться в штрафбат, так тому и быть. Но отправился Карл не в штрафбат, а в госпиталь. Мальчишка просто ходячая катастрофа. Я то со спокойной душой полагал, что в заключении он не натворит новых глупостей. Где он умудрился поранить руку в сарае с сеном, ума не приложу. Да ещё и молчал, как русский партизан. Естественно рана воспалилась. Через несколько дней Кох в тревоге позвал меня в сарай, и я понял, что дело плохо. Карл весь горел, воспалённая рана на ладони налилась гноем. Я подхватил лёгкого, как пёрышко, мальчишку и отнёс в машину. Лично отвезу его в госпиталь, заодно и узнаю, как там Фридхельм. Если повезёт, то увижу Чарли. Карл неразборчиво что-то пробормотал, и я нахмурился. На какой-то момент мне показалось, что говорит он не по-немецки.
— Карл? — обернувшись, я коснулся горячего, как печка, лба.
— Чего? — не сразу отозвался он, открывая блестящие от жара глаза. — Держись, мы едем в госпиталь, — сейчас я помнил, что он прежде всего напуганный, больной подросток. Отложим на время наши конфликты.
— И что толку? — с каким-то отчаянием глухо ответил он. — Заражение крови ещё не умеют лечить.
— Даже не думай о плохом, — а это уже интересно, откуда он соображает в медицине. — Тебе помогут.
Сдав мальчишку на руки санитарам, я спросил у медсестры, где находится Фридхельм. Войдя в палату, почувствовал, как сжалось сердце. Брат до сих пор выглядел не лучшим образом. Багровый шрам на разбитой брови, жуткие синяки под глазами, припухшая губа, но хуже всего был его взгляд — потухший, равнодушный ко всему. Сразу вспомнились обвинения Карла, и тягостное чувство вины стянуло что-то глубоко внутри.
— Как ты? — глупый вопрос, но ничего более путного сказать сейчас я не мог.
— Нормально, — он отвёл взгляд и сжал губы, явно не собираясь продолжать разговор.
Я потянулся привычным жестом погладить его по голове, но Фридхельм упрямо увернулся. Я почувствовал горький ком в горле. Неужели нашей дружбе конец? Я ведь ни разу не предавал его с того дня, как мама осторожно вручила мне спеленутый свёрток с крошечным братом и сказала:
— Это твой братик. Смотри, какой он маленький и слабый. Ты теперь старший и должен всегда защищать его.
— Я буду, — пообещал я.
И держал своё слово. Сколько раз приходилось колотить мальчишек во дворе после того, как Фридхельм приходил с синяками или разбитым носом. Когда он подрос, приходилось заступаться перед отцом, который вечно был им недоволен. Да и став студентом, брат умудрялся всё время куда-нибудь влипнуть.
Свежим упрёком вспомнились прощальные слова матери: «Возврати мне его живым». И вот по моей вине он лежит сейчас избитый и, кажется, теперь меня ненавидит.
— Поправляйся, — я слегка коснулся его плеча и, так и не дождавшись ответа, вышел.
— Вильгельм! — послышался знакомый голос. Обернувшись, я увидел Чарли и почувствовал как сердце радостно забилось от ее теплой улыбки .
— Как же я рада тебя видеть.
— Тебе очень идет медицинская форма. — я улыбнулся ей в ответ.
— Ты, наверное, приехал к Фридхельму, — Чарли чуть нахмурилась. — Его страшно избили. Надеюсь, ты наказал виновных? Доктор Йен сказал, у него сотрясение и сильные ушибы, но он поправится, не переживай.
— Хорошо, — кивнул я. — Ты присмотри за ним.
— Мог бы и не говорить, — с мягким упрёком посмотрела на меня Чарли.
— И ещё за одним пациентом тоже, — я тревожился и за Карла. — Мальчик из моей роты, Майер. У него загноилась рана.
— Шарлот, нам нужно идти в операционную, — какая-то девушка тоже в форме медсестры подошла, с интересом поглядывая на нас.
— Иду, — Чарли мило улыбнулась и обняла меня. — Береги себя.
* * *