Моя чужая новая жизнь

— Чтоб я больше не слышал о подобных инцидентах, ясно? — я выразительно смотрел на Шнайдера, давая понять, что больше послаблений не будет.

Немного успокаивало одно — Фридхельм скорее всего в том госпитале, где работает Чарли. Она проследит, чтобы с ним всё было в порядке. Но всё равно ночью я спал плохо. Да и утро было не лучше — поступил приказ снова ехать в город для помощи СС. Как же не хочется опять сталкиваться с этим штурмбаннфюрером. Я даже удосужился выяснить его имя — Химмельштос. Очень надеюсь, в дальнейшем наши пути больше не пересекутся.

Но мы хотя бы знали, как будет проходить операция. От нас требуется заблокировать переулки, не давая евреям ускользнуть. Но видно судьбе нравится посылать мне испытания в виде своенравных мальчишек. На этот раз отличился Карл. Попытался возражать, увидев, как украинский полицай тащит какого-то мальчишку, и конечно же привлёк внимание этого куска дерьма при погонах. Химмельштос с показной заинтересованностью уточнил, действительно ли мальчик является евреем. Узнав же, что он каким-то чудом спасся после вчерашней бойни, с изощрённой жестокостью приказал его расстрелять. Мы вынуждены были смотреть, как шестеро эсэсовцев изрешетили ребёнка. Будто мало было убить его одним выстрелом. Штурмбаннфюрер невозмутимо приказал доставить пленных за город к оврагу и отправил своих солдат обыскивать квартиры евреев. Интересно получается, пока они ищут ценности, мы должны выполнять за них грязную работу? Меньше всего я хотел, чтобы моих парней привлекали к массовым расстрелам, но связываться с этим козлом себе дороже. Так что придётся перетерпеть, стиснув зубы. Со дня на день я жду приказа выдвигаться на Смоленск. Вот там уже придётся сражаться с настоящим врагом.

Стоп, что же делает этот мелкий засранец? Карл демонстративно не сдвинулся с места, игнорируя полученный приказ. Ответил на мой окрик презрительно-вызывающим взглядом, а потом и вовсе развернулся и пошёл к ближайшему переулку. Не заботясь о том, как это выглядит со стороны — офицер, гоняющийся за мальчишкой, — я быстро нагнал его.

— Ты что творишь? Как смеешь игнорировать приказ? — чтобы его остановить, пришлось крепко перехватить за руку.

Да что случилось с покладистым мальчишкой, у которого горели глаза от перспективы участвовать в войне? Смотрит чужим колючим взглядом в ответ на мои уговоры, хотя я смело мог сразу тащить его в штаб и писать рапорт. Потом вообще швырнул винтовку мне под ноги:

— Это без меня.

— Ты вообще соображаешь, что несёшь? — я поверить не мог такой разительной перемене.

Карл криво усмехнулся и грубо ответил:

— Ещё как. Повторяю, вытворяйте эту хероту без меня.

Чувствуя, что бунт Карла становится последней каплей в чаше моего терпения, я крепче стиснул его руку, припечатав:

— А ну живо поднял винтовку и вернулся назад, иначе…

— Что? — в его глазах плескалось презрение.

Я совсем не узнавал прежнего подростка. Сейчас он выглядел на добрый десяток лет старше. Не по внешности, нет. Какой-то слишком взрослый, жёсткий взгляд.

— Ударишь меня? — ярость начинала потихоньку нарастать.

Как он смеет «тыкать» своему командиру? Ну нет, я не позволю ему так с собой разговаривать. С меня хватило угодливого молчания в последние дни.

— А-а-а, нет, ты же у нас не станешь пачкать руки, прикажешь избить своим бойцам.

Прежде, чем я успел остановить себя, рука взметнулась, отвесив ему увесистую пощёчину. Он заслужил и не одну, но я всё же постарался взять себя в руки. Меня немного пугала собственная ярость, да ещё и Карл продолжал смотреть волчонком. Похоже, затрещина не отрезвила, а лишь подогрела его злость.

— Да кто ты такой, чтобы судить мои действия? — рыкнул, припечатывая упёртого мальчишку к стене. — Я забочусь о нём, как могу. Может, теперь он поймёт, что пора взяться за ум.

И вообще почему я перед ним оправдываюсь? Бросить мальчишку под замок и отдать под трибунал за открытое неповиновение командиру. На этот раз я не стану проявлять снисхождение.

— Если бы у меня был брат, который по жизни пацифист и вообще нежная ромашка, я бы в жизнь не позволил ему попасть на фронт, — со злостью процедил Карл.

— Напоминаю, если ты вдруг забыл, что уклонение от службы в армии карается законом. Думаешь, в тюрьме бы было лучше? Или надо было его искалечить, чтобы оставить дома?

— Да лучше бы ты переломал ему ноги, чем сейчас ломаешь морально. Кости, если что, срастаются намного быстрее.