Моя чужая новая жизнь

Штурмбаннфюрер с кровожадной заинтересованностью в глазах выразительно приподнял брови:

— Что ещё?

— Простите, — я пыталась вспомнить положенные военным уставом приветствия. — Но разве этот мальчишка тоже еврей?

Ребёнок был светленький, голубоглазый, как по мне, так стопроцентно славянской внешности. Садюга эсэсовец вроде как внимательно прислушался к моим словам и кивнул полицаю:

— Здесь же нет ошибки?

Винтер красноречиво смотрел на меня, взглядом требуя заткнуться и убраться подальше, больше не отсвечивая. Я позволила себе роскошь гордо проигнорировать его предупреждение. Полицай заговорил на корявом немецком:

— Нет никакой ошибка, господин офицер. Этого еврея должны быть расстрелять ещё с прошлой партией, но он как-то уцелеть и прийти прятаться к тётке.

— Да? Интересная история, — мужик явно ловил кайф от ситуации.

Наверное, просто пачками убивать людей уже тупо скучно. Я и молчать не смогла, и в то же время понимала, что ребёнка уже никто не отпустит. И хоть морально готовилась к тому, что дальше ничего хорошего быть не могло, реальность превзошла все страшные ожидания.

— На них донести соседка, ещё вчера прийти к нам в штаб, — продолжал мужик.

Мальчишка изловчился и укусил его за руку, тут же попытавшись выскользнуть из крепкой хватки. Тварина-немец кивком подозвал своих подопечных и с насмешливым презрением сказал:

— Позавчера кто-то из вас плохо выполнил свою работу. Видите? — кивнул на мальчика, который хоть и вырвался, но теперь стоял неподвижно, а куда побежишь, если вокруг стеной стоят «доблестные» солдаты?

— Так вот я хочу знать, кто в моей части стреляет мимо цели. Давайте, покажите ваши умения, — он кивнул на мальчишку.

От такого неприкрытого садизма накатило дикое отчаяние, заставляющее безгласно орать. За что мальчишке выпало дважды заглянуть в лицо смерти? И какой же криповатой поганью надо быть, чтобы так изощрённо казнить ребёнка? Хотелось закрыть глаза, закрыть уши, бежать отсюда сломя голову, но нет. Я достаточно прятала голову в песок. Если уж ребёнок стоит сейчас без единой слезинки в глазах и презрительно шепчет врагам пожелания сдохнуть, то пора и мне наконец стать сильной. Первый выстрел попал мальчишке в грудь, окрашивая кровавыми дорожками старенькую кофтёнку, второй угодил в висок, третий… На третьем я сломалась и отвела взгляд.

— Герр лейтенант, мы должны обыскать квартиры этих евреев, а ваши солдаты пусть сгонят их к оврагу за городом. И уберите кто-нибудь эту мерзость, — штурмбаннфюрер небрежно кивнул на окровавленное тело мальчишки.

Вот же суки, мы, значит, должны загнать этих людей на расстрел, а они отправляются шариться у них по квартирам в поисках ценных побрякушек и шмоток?

— Все слышали? — напряжённо спросил Винтер. — Мориц, Фрейтер задержитесь убрать тело. Шнайдер, Каспер, Бартель, останетесь здесь до конца операции. Майер, Вербински, Кох, отправляетесь конвоировать пленных.

А пошло оно всё в лес, полем по кривой! У каждого человека однажды возникает ощущение, когда рубикон перейдён, и жизнь резко делится на осколки «до» и «после». Так вот я не стану даже ради спасения своей жизни творить такое. Одно дело болтаться на учениях в немецкой армии и разыгрывать стрельбу по партизанам в лесу, но погнать людей на бессмысленную казнь, прикрывая свою задницу… Нет уж увольте, не буду и всё тут. Стало даже как-то легко на душе от принятого решения. О последствиях подумаю потом. Что там мне светит после трибунала? Тюремное заключение? И ладно, зато буду от войны подальше, и никто меня не заставит ломать себя.

— Майер? — Вилли вопросительно окинул взглядом, мол, чего ты завис? — Ты ведь слышал приказ. Исполняй.

Я вздёрнула подбородок, красноречиво демонстрируя взглядом презрение: «Вот что я о тебе думаю, и иди ты в задницу». Затем развернулась и потопала прочь. Я не пыталась бежать, пока что просто шла к машинам. Всё равно ведь выловят, но гордо выебнуться напоследок — это святое.

— Майер, стой, я сказал! Немедленно вернись выполнять приказ! — не на шутку разозлённый заорал Винтер.

Да хоть обкомандуйся. Я уже решила, что лучше огребу, но не возьму на свою совесть такой грех. Винтер довольно быстро нагнал меня и тяжело опустил руку на плечо, со злостью процедив:

— Ты что творишь? Совсем не думаешь о последствиях?

Я молча смотрела на него, не пытаясь ничего объяснить. Вроде не дурак, сам позавчера был в не меньшем шоке. Если у него кишка тонка отказаться от исполнения чудовищных приказов, то я вот запросто.

— Я понимаю, это всё… — кивнул в сторону дома. — Неприятно, но ты не имеешь права оспаривать мои приказы. Не только тебе тяжело, мы все выполняем свой долг. Вернись и сделай то, что от тебя требуется. Просто доставьте пленных, куда требует герр штурмбаннфюрер.

Вилли надо отдать должное. До последнего пытался дать мне шанс реабилитироваться, но отступать я была не намерена. Швырнула винтовку ему под ноги и медленно покачала головой:

— Это без меня.