Моя (чужая) жена

— Сейчас тебя отвезут собирать вещи и готовиться к отъезду. Не вздумай что-нибудь выкинуть, я тебя найду и уже не буду так добр.

При последнем слове у Игоря начинает дергаться уголок губ.

Так его и оставляю. Будь моя воля, он бы сел. Впрочем, брак с Марией станет тем еще испытанием и для него, и для нее.

По словам Кати, Маша мечтала о богатой жизни больше всего на свете. Ну, и Игоре в качестве того, кто обеспечит ей эту самую жизнь.

Что ж, Игоря она получит, вот только ее мечтам о богатстве сбыться не суждено. Уж я об этом позабочусь — выберу для них самый захудалый городишко, где ни о каком приличном заработке и речи быть не может.

Да и Игорь лишится всех своих связей, возможностей и тех же денег. Всего того, что хотел получить, когда согласился на роль мужа Кати. Если прибавить к этому жизнь с нелюбимой женщиной, то…

Они ежедневно будут наказывать себя сами, зная, чего лишились, и обвиняя в этом друг друга.

* * *

Катя

Я давлю на звонок, переминаясь с ноги на ногу.

— Может, еще спят? Все-таки еще рано. Хотя обычно в этом время уже встают…

— Откроют. Я рядом, ничего не бойся, — Руслан ободряюще сжимает мою вторую ладонь.

Дверь и правда вскоре открывается, и вот на нас смотрят три пары глаз. Матери, отца и Вани. Я вспоминаю, что он как раз должен был вернуться из командировки. Что ж, вовремя, поговорю сразу со всеми.

— Заходи, — начинает отец и только сейчас замечает, что я не одна. — Кто это?

— Это мой муж, Руслан.

— Как это муж? — пятится мама. — Ты ведь не развелась?

— Это Катя не развелась, — поджимаю губы я, ледяным тоном добавляю: — Но вам ведь прекрасно известно, что я не Катя, а вы мне не семья. Поговорим?

Я не жду приглашения, захожу внутрь, и родители сторонятся с бледными лицами. Ваня морщится, смотрит на меня виновато, отводит взгляд.

Я прохожу в зал, и псведородственники вынужденно тащатся за мной, дружно садятся на диван, периодически пялясь на Руслана, который стоит в дверном проеме.

— Как ты узнала? — ошарашенно хлопает ресницами мама. — Когда? Тебе что, Игорь сказал?

— Нет, я узнала не от Игоря, — начинаю я, пытаясь унять охватившую мое тело дрожь. — Как именно, неважно. Важно другое: заказчика больше нет. Бояться вам больше нечего. Кстати, меня зовут Ольга, если вам вдруг интересно. Ваш Борис Евгеньевич украл меня у Руслана и скрывал много лет. С вашей помощью!

— Ольга… — негромко повторяет отец себе под нос. — Мы не знали, он сказал нам совсем другое.

— Кто бы сомневался, — скрещиваю я руки на груди. — Я хочу понять, почему вы согласились? Зачем вам это было нужно? Вы ведь понимали, что дело нечисто, не могли не понимать!

Во рту пересыхает, и я облизываю губы, выжидающе глядя на тех, кого считала родителями.

Они молчат, словно воды в рот набрали.

— Ну же, — хмурюсь я, — скажите правду хотя бы сейчас.

— Я расскажу, — глухо говорит мать, — если ты пообещаешь не сообщать Маше.

Маше? Снова Маша? Хотя чему я удивляюсь.

— Хорошо, — киваю.

— Что ты уже знаешь? — подает голос отец, и я рассказываю.

— Ты знаешь почти все, — морщится мама. — Все так, Борис Евгеньевич вышел на нас в больнице. Все началось с Кати.

— Чем она болела?

— У нее была лейкемия. Она могла не дождаться операции по пересадке костного мозга, ведь у нас не было денег, чтобы врачи поторопились. Сама понимаешь, очереди и подходящего донора можно ждать месяцами. Борис Евгеньевич пообещал много денег, плюс ускорить процесс, найти донора. Оплатить все расходы. И мы согласились. Жизнь за жизнь. Мы бы на все пошли ради детей. У тебя есть дочь, и ты должна меня понять. Разве ты бы не сделала все ради нее?

Сделала бы, безусловно. Сердце щемит от затаенной обиды и боли, но я понимаю их мотивы. Кто его знает, как поступила бы я в такой ситуации? Воспитывать дочь столько лет и день за днем смотреть, как она угасает. Ужас. Такого и врагу не пожелаешь.

— За это, — продолжает мама, — нам нужно было взять тебя к нам четвертым ребенком, Борис Евгеньевич хотел сделать тебе документы.

— Но… — слова застревают в горле, — Катя ведь все равно умерла.

— Да, — по щеке матери катится слеза. — В этом не было вины Бориса Евгеньевича. Катино сердце не выдержало лечения, она не дождалась донора.

— И тогда просто обошлись без ложных документов, а я заняла ее место, — охаю я.

Но почему они не отказались, раз их дочь все равно не выжила? Спешу задать этот вопрос вслух:

— Одного не понимаю, если Катя умерла, почему вы не отказались?

— Потому что он помог не только ей. Он помог и Маше.

— Как это помог? Разве она болела? — вскидываю брови я.

— Твои воспоминания о пожаре хоть и ложь, потому что ты там не жила, но пожар у нас и правда был. Случился почти сразу после того, как слегла Катя, а с нами связался Борис Евгеньевич. Знаешь, говорят, молния в одно и то же место не бьет, а нас вот ударила.

— В смысле?