Моя (чужая) жена

— Правды, — поднимаю подбородок. — Как вы все это сделали? Каким образом вложили в меня столько ложных воспоминаний?

— Кхм, — прокашливается врач, — вы все равно не поймете.

— Значит, — тон голоса Руслана становится морозным, — вы объясните так, чтобы мы поняли. Что вы использовали? Гипноз?

Валерий Родионович затравленно зыркает на Руслана, опускает плечи и выдает:

— И его тоже. Плюс другие техники, трансовые и не только. Ну, и самое важное: камеру сенсорной депривации.

— Сенсорная депривация? Это еще что такое? — округляю глаза я.

Вроде и говорит на русском, а я ни черта не понимаю.

— Это состояние, — поясняет врач, — когда на органы чувств человека не действует внешняя среда. В этих условиях не надо ничего делать, из-за чего высвобождается энергия. Которую можно потратить как угодно.

— Например, внушить нужную информацию? — как-то сразу догадываюсь я.

— Да. Хотя обычно такие камеры используют совсем не для этих целей. Скорее, для медитаций и расслабления.

— Так вот что за фургон мои люди обнаружили во дворе, — задумчиво тянет Руслан.

— Вы ничего не сделали с ним? — дергается Валерий Родионович. — Содержимое цело?

— Это единственное, что вас беспокоит? — удивляется Руслан, у него аж веко дергается.

— Вы не понимаете! Я ученый, это вся моя жизнь.

Ага. Была. Вряд ли он останется на свободе после всего, что сделал.

— Что это за камера? — спрашиваю я.

— Ну, — морщится врач, — это что-то вроде мини-бассейна. Бокс с водой с высоким содержанием соли. Туда не проникают звуки, запахи, свет и прочие раздражители. В этой камере человек будто парит в невесомости.

— Невесомости? — уточняю я. — Как в космосе?

— Да. Высокая концентрация соли позволяет лежать на воде, не погружаясь в нее. Человек не касается дна, и это дает то самое ощущение невесомости.

— Зачем это нужно? — хмурится Руслан. — Как связаны воспоминания и невесомость?

— Видите ли, с помощью одного только гипноза не получится создать нужное состояние для внушения данных в таком масштабе. Мы ведь говорим о целой жизни, а не об одном событии. Другое дело камера. Разум в ней… м-м, какое бы слово подобрать… скажем, очищается и готов воспринимать, анализировать и впитывать новую информацию на разных каналах восприятия: звук, аудио, видео. Разумеется, я усовершенствовал эту камеру под свои нужды.

— Так вот зачем вы брали фото и видео у родителей и Игоря? — догадываюсь я и пораженно охаю.

Валерий Родионович кивает.

— Да. Если кратко, то я вводил вас в трансовое состояние, погружал в свою камеру и передавал нужную информацию крупица за крупицей. Подкреплял все гипнозом, внушал, где вы были и что делали.

— И таблетками кормили? — злюсь я.

— Не без этого, — пожимает плечами врач.

— Расскажите про якорь, — велит Руслан.

— Якорь? Откуда вы?.. Впрочем, — машет рукой Валерий Родионович, — не важно. Мне нужно было что-то из вашей, — смотрит он на меня, — прошлой жизни. Выбрал то, что вы любили больше всего: дизайн и рисование.

— Для чего? — все еще не понимаю я.

— Вы, возможно, слышали о якоре, его используют в психологии. Но тот якорь, что создал я, действует немного по-другому. Он нужен, чтобы в случае прорыва какого-то воспоминания мозг мог сразу остановить его, подменить картинкой, связанной с вашим увлечением, как бы развернуть вас в другую сторону. Это все происходит на бессознательном уровне. К тому же чем больше вы занимались любимым делом, тем дальше были от вероятности того, чтобы что-то вспомнить.

И это сработало. Даже когда я увидела во сне собственную спальню, не связала ее с прошлым. Дизайн и дизайн. Что-то мне подсказывает, такое случилось не в первый раз.

Смотрю на врача, и меня берет зло. Из меня, блин, какую-то подопытную крысу сделали. Он, считай, стер мою жизнь и при этом рассказывает все с нескрываемой гордостью, едва ли не бахвалится, совсем не чувствуя вины.

— Верните мне мою жизнь! — требую.

— Кх, кх… Это невозможно.

Мы с Русланом переглядываемся.

— Почему? — Мой голос предательски дрожит.

— По той же причине, по которой было опасно снова вмешиваться в вашу память. Только здесь все еще опаснее. Представьте себе плотину. Что случится, если ее прорвет? Если я сниму блок, который удерживает прошлую жизнь, мозг может не справиться с потоком информации. Она разом смешается с внушенными воспоминаниями. Нахлынет, как цунами. Мозг не сможет разобрать, что правда, а что ложь. Вы рискуете сойти с ума.

Глаза снова влажнеют. Неужели ничего нельзя сделать и я уже никогда ничего не вспомню? Я всхлипываю, жалобно глядя на Руслана.

Тот задумчиво трет подбородок ладонью, потом обращается к Валерию Родионовичу:

— Снимите якорь. Если я верно понял, тогда мозг не станет блокировать единичные воспоминания. Катя сможет восстанавливать прошлую жизнь по крупицам, и это ей не навредит. Так?

— Это можно, — кивает врач, и я расплываюсь в робкой улыбке.

Ура! Хоть что-то.

— Что вам для этого нужно? Сколько времени на это понадобится? Я смогу присутствовать? — уточняет Руслан.