Моя деревня

К р у г л а к о в с к и й. Идите, идите! Эмоции после ремонта! Я просто поспешил сыграть роль электрика Демина. Идите!

Демин уходит, вбегает  м и л и ц и о н е р.

М и л и ц и о н е р. Что случилось?

К р у г л а к о в с к и й. Ваш катафалк прибыл! И с ним живой труп! (На Хватова.) К вам! Еще годика на три! Вопрос. Кого касается статья 162-я, пункт «В»?

М и л и ц и о н е р. Вор! (Хватову.) А ну вылазь!

Хватов вылезает.

Тут вон люди до черноты в глазах работают, а он милицию от полезного труда отрывать! Теперь волоки его в город, гада, — тюрьмы-то нету! А если не приструнить, сапоги казенные сымут по дороге, на посту! А ну пошли! (Ведет Хватова.)

К р у г л а к о в с к и й (им вслед). Хватов, кстати! Вы знаете песню «Сижу за решеткой в темнице сырой…»?

Х в а т о в (обернулся, зло). Отстаньте от меня! Не знаю!

К р у г л а к о в с к и й. А вдруг найдутся еще простачки, чтобы взять вас на поруки? Обязательно приготовьте! Не забудьте: «Сижу за решеткой…» называется…

Хватова увели. Круглаковский поспешно уходит к работающим, а там голоса.

Г о л о с а. Полна коробочка! Отъезжай!

— Давай следующую!

— Ребята, хоть пыльно, а спеть можно!

— Запевай!

К р у г л а к о в с к и й. Эх, жаль, Хватов ушел на покой! Он бы про звено…

Хохот. Продолжается работа, а на первый план выскочила  К а т я.

К а т я. Иван Романович! Это из-за вас приехал Петр Афанасьевич…

Булатов подходит к ней.

Ой, Иван Романович!.. (Радостно засмеялась.) Все-таки я очень плохой человек… Я о вас думала…

Г о л о с а. Чего мимо сыплешь?

— Подавай следующую машину! Еще, еще!

К а т я. Ой, молодец! (Прильнула к его груди.)

Подошел  Л и н ь к о в. Люди в это время грузят машину за машиной.

Л и н ь к о в. Катерина?!

Та отпрянула от растерявшегося Булатова.

Б у л а т о в. Продолжайте, товарищ Ромашова…

Л и н ь к о в. Я тут что же… как в той дурацкой игре… третий лишний?

Б у л а т о в. Товарищ Петр Афанасьевич… мне тут товарищ Катюша докладывает… (Кате.) Про семена скажите…

К а т я (тоже растерянно). Наши семена… дорогой Иван Романович, они… в общем, по кондиции… в нынешнем году лучше кубанской пшеницы… И уж конечно лучше канадской… Первая в мире… линьковская.

Б у л а т о в. Петр Афанасьевич! Тебя надо в академию послать!

Л и н ь к о в. В академию? А перед тобой, часом, не академия стоит? Эх, Иван! Был бы я на двадцать лет помоложе, узнал бы ты… Хорошая у нас Катерина! Очень хорошая! Академия… И… я уйду лучше! Мешать не буду! Хм! «Докладывает»! Она тебе доложит, отчего у нее глаза, как костры, пылают! И ты ей доложи! Докладывай, куда сердце при встрече шмыгнуло! Докладывай! Ну! Или я всем на всю степь орать буду, что ты трус, а не хозяин своего счастья! Иван! Докладывай, корень зеленый! (Ушел.)

Б у л а т о в (совсем растерян). Вы продолжайте, продолжайте, Катюша. Линьков много пережил за сегодняшний день… Семена, вы сказали, хорошие…

К а т я (подхватила). Хорошие!.. А звезды, Иван Романович… крупные звезды… перед рассветом. У нас пшеница такая же… тяжелая, блестящая… Смотрите, как косы девичьи, тяжелые, плывет пшеница…

Мимо пробежал  В о р о н.

В о р о н. Гдей-то тот бывший бандюга, что нынче електричество чинить?.. (Убежал.)

Б у л а т о в. Да, тяжелая работа у всех… И дороги плохие… (Обернулся украдкой и замер при виде плывущего в кузов хлеба.) Ах, как хлеб сверкает! Золотая россыпь!

Они молча стоят, и вдруг он взял ее за руку.

К а т я (трепетно). Не надо, Иван Романович! Не надо… Я не могу еще раз в жизни ошибиться…

Б у л а т о в. Я в глаза хочу посмотреть…

Мимо бежит  Ф е н я. Почти наткнувшись на них и, прикрывая рот платочком, смущенная, убегает.

Пшеница… Значит, вы говорите… И кукуруза, естественно… план… уборка… (И растерянно глянул на небо.) Да и про звезды… (И вдруг встретил ее взгляд. Очень тихо.) Катюша… А?

Она только кивнула головой, а потом, подняв голову, прямо посмотрела ему в глаза.

К а т я. Да! И вы любите?

Б у л а т о в. Давно уже.

К а т я. А как вы меня любите?

Б у л а т о в. Сильно.

К а т я. Ну как, как? Скажите словами. Вы знаете такие слова?

Б у л а т о в. Знаю.

К а т я. Только для меня?