Ох, искрится! Ох, пенится!
К у з ь м а. Нет, ну а все же? Как будет наша дальнейшая жизнь протекать?!
Ч е р н о в а. Знаешь что, Кузенька, не позорь нас с дочкой!
К у з ь м а. Это я-то, фронтовой танкист, можно сказать — и без тебя герой, да позорю?! Прошу простить, я сейчас вернусь — ключ в саду обронил.
Ч е р н о в а. Вы не смотрите, Андрей Иваныч, он мужчина самостоятельный, но только вот разуверился человек. Разве один он в этом виноват? А тут еще в последнее время ему старая контузия покоя не дает. Все его заносит. Я уж на него цыкать стала: «Не сердись — печенку испортишь». А на него угомона пока не нашла. Ну, а насчет нашего переезда в город, так это давний разговор, да и забытый, почитай. Ведь так, доченька?
Л а р и с а. Да, мамочка.
Ч е р н о в а. Ну, а насчет жениха тебе…
Так вот и жених.
Ой, сбежал!
Ничего! Наша Лариса не мак, в день не облетит. А на мужа моего не сердитесь, Андрей Иваныч, он ведь сам лежит на соломе, а говорит как с ковра. Обойдется.
С а б у р о в. А если и вправду в город подастся?
Ч е р н о в а. Быстрее мертвый укусит, чем Кузьма с печи слезет. А насчет зеленого змия… так нешто он один? И хотя жалко мне мужика, хоть и есть он добрый отец моим детям, да уж возьму я оглоблю, не иначе, а перешибу его любовь к пробке.
С а б у р о в. Ну, смотрите, Екатерина Максимовна, не дайте себя опозорить. На вас равняются…
Ч е р н о в а. Не говорите. Не рад больной и золотой кровати. Надо держаться.
Д е в у ш к а. Очень-то не продержишься, Максимовна. Бригадир к тырлу от скотного двора решил водопровод вести новый. А пока строят, воду опять на себе таскаем.
Ч е р н о в а. Это как же, Андрей Иванович?! Обратно мы людей на износ берем. Ведь и железная машина ломается, а человек!
С а б у р о в. Скажу Киселеву, чтоб бочку, да на лошадях… Ладно, ладно! Это мой недогляд. Но скажу, Максимовна… тут ваши девчатки уже сверхплановые тонны молока дают…
Д е в у ш к а. А как достигаются эти сверхплановые?
С а б у р о в. Зато и надбавка немалая — пятьдесят процентов.
Ч е р н о в а. А получится?
С а б у р о в. Ну! Мы же видели по телевизору, как вы в столице говорили.
Ч е р н о в а. Сбилась я малость. Читала-читала, да сбилась. А очки постеснялась надевать. Правда, не ругали меня за это. А даже сказали, будто лучше получилось. Но испугалась я! Жуть! Все правительство тут! Такие люди в зале сидят! И ученые, и конструкторы там разные, и артисты. И вдруг я выперлась со своей речью деревенской.
С а б у р о в. Ну!
Ч е р н о в а. Да. Наш русский каравай дорого партия сейчас оцепила. А то, что трудно, про то в Москве знают. Скоро нам таких механизмов понаставят, что приходит дояркам плач на смех менять. Ну, чего невеселые? Верочка! Запевай!
Д е в у ш к а. Люди в поле, а мы за песни?
Ч е р н о в а. А мы потихоньку-потихоньку. До дневной дойки еще время есть.
С а б у р о в. Ну! И Героя Труда не каждый день дояркам присваивают. Запевайте. Я тоже подтяну.
Ч е р н о в а
С а б у р о в
Ч е р н о в а. Погостевали бы еще.
С а б у р о в. Вот управимся с хлебушком, тогда и погостюем. В третьей бригаде не все жатки в поле, подъехать к ним надо. Помочь. Будьте здоровы.
К у з ь м а. Э, нет! Не пущу! Я ж на одной ноге в магазин слетал. Вот легкого винца приобрел… чтоб вину загладить за свои слова… глупые. Выпил малость. А эти градусы меня в грех ввели, как бес в болоте.
Ч е р н о в а. Вот видите, Андрей Иваныч, какой у меня сознательный муж? Так приезжайте почаще, да про коней с бочкой не забудьте!
К у з ь м а. И больше чтоб таких глупостей не совершал!
К и с е л е в. Уехал?
К у з ь м а. Заходи, не бойся. Ты где ж пропадал все застолье?