К у з ь м а. Вот тогда-то, прошу прощения, я и вступлю в колхоз. А пока я побуду у вас рабочей прослойкой для поддержания пролетарского духа в вас.
К и с е л е в. Какой же ты рабочий? Ты же сторож в раймаге. Спишь на крыльце и пьяные сны смотришь.
К у з ь м а. Не об этом на данном этапе дискуссия разворачивается… Я говорю, что футбол по телевизору посмотреть нельзя, так на кой шут нам эти телевизоры продают, раз у нас электричество не работает? А? Не слышу.
Ч е р н о в а. Полно, Кузьма Петрович, разоряться. Зови товарищей чай пить с пирожками.
А ты чего?
К у з ь м а. Спасибо, Катя. Я вот и говорю, Андрей Иваныч. Мне-то черт с ним и с нашим телевизором. А вот каково дояркам все вручную создавать? Вон студенты чего-то химичат, а нет того, чтобы по всем правилам, чтоб все механизмы поставить. Чтоб заводы все для колхозов соорудили — и сюда… А вы на бедном Женьке выезжаете. Кустарщина какая-то! Или вон Николай Киселев с язвой желудка с шефами водку садит. Нешто это дело? Разговоры все хорошие ведутся, а просветления да облегчения в труде колхозном что-то не видно.
Ч е р н о в а. Ну как же так не видно?
К у з ь м а. А где же?
Ч е р н о в а? Да ты что, милый, али ослеп? Водопровод тянут? Тянут. Дома каменные поставили. Плитки газовые на полном ходу. Крыши крыты не деревом и не соломой, а железом. Нешто это не свет?
К у з ь м а. Медленно все.
С а б у р о в. Потому все и медленно, что ты да еще кое-кто такой же, как американский наблюдатель, все только обсуждаете… А нет того, чтоб сам засучил рукава да за дело взялся.
К у з ь м а. А я мигом.
С а б у р о в
К и с е л е в. Критиковать мы все силачи, а вот помочь — нас что-то не видно.
К у з ь м а. Я свое помог. Имею теперь полное право на заслуженный отдых.
К и с е л е в. Будто действительно больной. Только, кажись, не телом, а головой.
К у з ь м а
Ч е р н о в а. Да брось дурить, Кузьма! Нехорошо это. Стыдно.
К у з ь м а. Стыдно?
Стыдно на девках воду возить и план по молоку выполнять! Вот что стыдно! В последний раз спрашиваю: едешь со мной?
Ч е р н о в а. Кузьма! Опомнись! Ведь я же депутат.
К у з ь м а. Да какой ты депутат? Ничего для своего хозяйства не сделала.
Ч е р н о в а. Так власть дадена не для того, чтобы все себе да себе. Надо же вначале о людях!
К у з ь м а. Э, слышали! Есть шуба и на волке, да пришита! Как хочешь, Катерина.
Л а р и с а. Папа! Да ведь на ферме сейчас работы столько… Вот-вот воду подведут…
К у з ь м а. Сколько еще ждать?
Л а р и с а. Я не знаю.
К у з ь м а. Жду три дня, а потом как хотите.
Ч е р н о в а. Ну, вот что, мил муженек! Ты нам условия не ставь. Хочешь ехать — съезжай со двора. Хочешь оставаться — милости просим. Но! Теперь я такого тебя, пьяного да лодыря, терпеть больше не буду!
К у з ь м а. Это я-то лодырь? Не я ли сторож самый первый в раймаге?
Ч е р н о в а. Был. До сегодняшнего дня! А завтра чтоб в колхоз шел. Чтоб за механика работал. Голова тебе дадена не для того, чтоб ей только есть! Вот, выбирай! А я косых взглядов на селе больше не потерплю! Срам! Срам! Будет!
К у з ь м а. Ты что разошлась, как самовар?
Ч е р н о в а. Помолчала! Хватит! И вина не увидишь, и прохиндеем быть кончил! Иначе — вон со двора!
К у з ь м а. Так это ж дом-то маманин!
Ч е р н о в а, Дом мы и другой найдем! А то давно зовут в хоромы каменные, а мы за сарайчик держимся как привязанные. Оставайся со своим маманиным домом, Так, дочка?
Л а р и с а. Я не знаю, мама…
Ч е р н о в а. Выбирай, Кузьма свет Петрович: либо живешь, как люди, работаешь, как все, да с женой в дружбе, либо…
К у з ь м а. О-хо-хо! Жена не гусли, на стену не повесишь!..
Ч е р н о в а. Полно отшучиваться! Решай. Сейчас! Немедля. Вот тебе мое последнее человечье слово!