Моя девушка уехала в Барселону, и все, что от нее осталось, – этот дурацкий рассказ

Я слушаю вполуха, потому что из дома вышла она! Вот рассказываю вам, а у самого мурашки по телу! То, что на планете Земля существует девушка Катарина Гавартинаки, очень примиряет с этой планетой. И вы, те, кто сейчас поскуливает в своих городах о том, что не осталось хороших девушек, знайте – они есть! Вот хотя бы она.

Катарина в легком сарафане подходит к нам и обнимает папу. Мне она говорит:

– Поедем кататься на велосипедах? К бабочкам?

– К бабочкам?

– На Родосе есть маленький заповедник. С гигантскими бабочками. Маленький с огрооооомными! – она смеется и убегает.

Вот, казалось бы, что она такого сказала? Важного, глубокого? Но как же здорово, что она сказала именно это! И как же я сейчас все и всех люблю! И бабочек, и Марко, и даже мохнатую Луизу-Фернандетту я готов сейчас погладить. Правда, осторожно.

– Ты слышишь меня, сынок?

– Что? Простите.

– Говорю, что в Афинах визу тоже проверять не будут, поскольку прилетишь ты внутренним рейсом. У тебя есть деньги?

– Немного. Я просто не знал, что так получится…

– Ерунда. Я спросил, потому что мне приятно тебе помочь. В Афинах возьмешь такси. Если надо, могу дать номер телефона – закажешь музыкантов. Ну, чтобы прийти с оркестром под окно ее номера.

Катарина выводит за рога из гаража велосипеды. Один, потом второй. Подмигнула мне. Улыбается. Или щурится от солнца?

– Не нужно музыкантов, Марко.

Он проследил за моим взглядом.

– Катарина – это моя душа. Ну, как знаешь.

– Мы ждем вас на пирсе в час дня! – Это он уже крикнул вдогонку нашим велосипедам.

Отныне все девушки, все женщины, которых я повстречаю в жизни, так или иначе у меня в голове будут сравниваться с Катариной. Теперь у меня есть такой эталон.

Вот он катит впереди меня в развевающемся платье.

Почему древние бородатые жители этой страны назвали созвездие Волосы Вероники? Имя Катарина подошло бы ему гораздо больше! Иногда она оборачивается: не отстал ли я? И каждый раз награждает меня поощрительной улыбкой.

Огромные бабочки, размером с Луизу-как-ее-там-Фернандетту, доверчиво садятся нам на плечи, ладошки и макушки. Платье Катарины все в цветах. И в настоящих бабочках. Я хочу сказать о них что-то умное, красивое, в тему, но не те книги Набокова я, видимо, читал в юности. И как перевести на английский слово «порхают», я тоже не знаю.

– У тебя есть возлюбленный?

В ответ смех и совсем взрослый взгляд.

Видите, как затейливо порой можно изобразить ответ «Нет».

Она свободна, о боги, ура!

– А у тебя возлюбленная?

– Нет, Катарина.

Вы думаете, наверное, сейчас, что я – лицемер? Это не так. В тот момент я совершенно искренне говорил эти слова. Ну то есть именно в эту секунду у меня не было никакого Ландышика. Вообще никого, кроме Катарины, не было у меня. О ком еще может идти речь, если рядом – она?

Ведь если в твоих грезах нет человека, значит, он и не твой вовсе. А ты – не его.

– Ну так, если по большому счету.

– А папа говорил, что ты едешь к своей Великой Любви.

– Я еду прощаться. Да и не было там любви.

А и вправду, была ли? Ну, если сравнивать с тем, что сейчас?

В ответ еще один внимательный взгляд. И только спустя несколько секунд – улыбка.

Я помогаю ей собирать бабочек. Она бережно складывает их в коробку. Я слежу, чтобы не улетели. Я какое-то время назад говорил, что там, в лодке, был самый счастливый момент в моей жизни? Это не так. Самый счастливый – вот он, прямо сейчас.

На пирсе собрались все вчерашние гости и еще много-много людей. Играет оркестр. Марко очень любит музыку, это заметно. Он о чем-то говорит с офицером. Среди собравшихся проводить Сократоса еще и солдаты с ружьями. Пять человек. В смешных, почти наполеоновских треуголках и черных гольфах. Все говорят по-гречески. Марко произносит отрывистую и по ощущениям очень пронзительную речь. Офицер отдает солдатам приказ к залпу. Мой друг, священник, творит молитву. Все женщины из семейства Гавартинакисов, включая Катарину, плачут. Нюра протирает платочком под резиновой нашлепкой. Марко подают серебряную урну, и он торжественно высыпает прах в море. Оркестр играет что-то очень уместное и пафосное. Но мне все равно слышится мотив сиртаки.

Я незаметно достаю платок из кармана. В нем около трех граммов дедушки Катарины. Я его отсыпал еще тогда, на баркасе, про запас. Вытряхиваю содержимое в море. Она в это время открывает крышку своей коробки. Бабочки кружат над собравшимися. Вдали над лодками и яхтами реют греческие флаги.

Синие и белые полосы. Как будто форменные майки футбольной команды. Не хватает только цифр.

Потом все было несколько нелепо и скомканно. Сначала я улучил момент и спросил у Марко, можно ли мне еще погостить у них и улететь позже, завтра-послезавтра? Марко прямо ответил:

– Ты влюбился в Катарину?

– Да. И это самое прекрасное, что произошло со мной в жизни, Марко.

– Я верю тебе, сынок, верю. Но у тебя есть свое дело. И ты должен его завершить. А вот когда ты его завершишь, ты позвонишь мне и скажешь, КАК ты его завершил, понял?

– Понял.