Перед нашей встречей он просматривал документ под названием «Заметки о приходе Глава, Вермланд». Его написал в XIX веке местный краевед, но одно семейство, упомянутое в книге, сочло себя уязвленным, выкупило и уничтожило весь тираж. Книжку переиздали только в 1970-х годах, благодаря стараниям увлекающегося генеалогическими исследованиями библиотекаря. В книге содержались сведения обо всех, кто жил в Главе, и глаз Петера зацепился за некролог церковного сторожа по имени Йен Петтерссон. Каким-то образом – я так и не понимаю каким – он сообразил, что этот сторож был братом бабушки бабушки бабушки моей бабушки Мэрты Петтерсдоттер.
Йен родился в Стокгольме, говорится в некрологе. Его отец Петтер Юнссон был там садовником. Через какое-то время после рождения сына садовник и его жена Анника Йенсдоттер переехали в Вестергётланд, оттуда в Вермланд, уезд Йёссе, и наконец оказались в Хилльрингсберге.
Это происходило в конце XVII века, во времена шведского великодержавия, когда богатейшие люди страны кичились друг перед другом роскошными парками в стиле французского ренессанса. Такие парки были разбиты и в богатейших поместьях Вермланда.
После кофе мы с Петером Олауссоном отправляемся в местный краеведческий клуб; там нас ждет еще один документ, который подтверждает наши выводы. Анника Йенсдоттер, жена садовника из Хилльрингсберга, перебралась сюда из Стокгольма вместе с мужем. Ее дочь Мэрта выросла здесь и позже получила место служанки на ближнем хуторе Форс. Там она встретила солдата Гудмунда Эрландссона, который позже стал звонарем в Ставнэсе, и они переехали на другую сторону озера Глафсфьорден. Поколение спустя дочь Мэрты Карин Гудмунсдоттер совершила обратный путь через Глафсфьорден, вернувшись в Хилльрингсберг, где она вышла замуж за мельника. На протяжении пяти поколений женщины перемещались в радиусе нескольких километров в пределах муниципалитета Арвик. Когда бабушка Берта во время Первой мировой войны начала учиться в Стокгольме, то вернулась в город, который ее далекая предшественница покинула за 240 лет до этого.
Но откуда взялась жена садовника Анника Йенсдоттер? Весьма вероятно, что она родилась не в Стокгольме. Во времена великодержавия быстро растущая столица была магнитом, который притягивал отовсюду массы людей – совсем как сегодня. Я тоже перебралась в Стокгольм ради работы.
А может, Анника Йенсдоттер все-таки приехала в Стокгольм из Вермланда? Письменные источники не могут дать мне ответа на этот вопрос. Остаются результаты ДНК-анализа. Однажды мне на электронную почту приходит письмо. Оно заканчивается словами: «Наилучшие пожелания от вашего очень дальнего родственника Томаса». Оказалось, что с человеком, написавшим письмо, у меня на сегодняшний день самое близкое совпадение по этой линии родства. Нас отделяют друг от друга всего два шага. Его старейшая прародительница тоже жила в Вермланде в XVIII веке, только в приходе Норра-Рода, который находится немного севернее, в муниципалитете Хагфорс. Ее тоже звали Анника, а ее дочь – Карин.
Мою мать звали не Анника, а Анита. Она тоже несколько лет прожила в Стокгольме, когда изучала медицину в Каролинском институте. Сохранилась черно-белая фотография, снятая в квартире, где они с отцом жили после свадьбы.
Маленькая однокомнатная квартирка была набита картинами и красивой мебелью, большей частью унаследованными от бабушки, умершей за пару лет до этого. Бабушка тратила огромную часть своих доходов на картины друзей-художников и другие красивые вещи.
На одной из фотографий мама играет на тафель-клавире, на стене над ней висят скрипка и гитара. В комнате секретер из карельской березы и массивный сосновый стол. Кажется, будто выбирать вещи помогала родня из Вермланда – бабушкин брат-музыкант Гуннар или отец, клавесинный мастер.
На другой фотографии мама юная, худенькая, с красивой прической. Она недавно вышла замуж, она учится в одном из самых престижных учебных заведений страны. На дворе 1957 год – период расцвета для моей материнской линии. Всего за 150 лет до этого вдова кузнеца Анника Свенсдоттер – бабушка бабушки моей бабушки – умерла в нищете в возрасте 45 лет. За эти 150 лет шведское общество прошло беспримерный путь от бедности до благосостояния. Как и моя родня.
Лет через десять после того, как был сделан снимок, на маму посыпались беды. Болезнь и другие проблемы разрушали семью.
В ее генетическом наследстве было богатство, которое не купишь за деньги: талант и энергия. Но у этого наследства имелась и темная сторона. Человечество платит высокую цену за талант и креативность, и цена эта – психические болезни.
Так было на протяжении всей истории человечества, с тех самых пор как люди ледникового периода стали рисовать зверей в пещерах и вырезать фигурки из бивня мамонта. Я уверена, что это двойное наследство было у человека в багаже задолго до того, как он покинул Африку, чтобы заселить Европу и остальной мир.
Мне самой повезло в этой генетической лотерее. Я избежала серьезных проблем с психикой, получив при этом немалые способности к творчеству и энергию.