Моя доисторическая семья. Генетический детектив

Проходы заворачивают, уходят в глубину пещеры в общей сложности почти на десять километров. Нас, посетителей, везут по ним на маленьком электропоезде. В нужных местах освещение включается, когда поезд делает остановку, и через несколько минут автоматически выключается, чтобы свести до минимума вредное воздействие на рисунки.

Пещера расположена на территории большого поместья, о ней заботится семья владельцев. Местное население знает о пещере уже несколько сотен лет, представители многих поколений спускались вниз и процарапывали на стенах свои имена. Однако систематические археологические работы начались только в 1950-е годы.

Фредерик Плассар – сын владельца, он вырос рядом с пещерой. Сейчас он целыми днями работает здесь, но изучал археологию и защитил докторскую диссертацию в университете Бордо. Мы долго беседуем с ним, сидя на скамейке у входа в пещеру, в прохладной тени дубов; я пытаюсь понять, что заставило людей 15 000 лет назад забраться в темную пещеру, чтобы создать эти произведения искусства.

То, что они вошли в пещеру, неудивительно, – говорит Фредерик. Обычное человеческое любопытство. Люди во все времена забирались в пещеры, это видно по каракулям, оставленным здесь в XVIII–XIX веках. У представителей мадленской культуры, как и у нас, имелись светильники, хоть и в виде примитивных каменных плошек с жиром, а углубиться в гору на километр – это всего лишь полчаса пешей ходьбы.

Рисунки – вот что поражает. Они так хорошо выполнены, что их создавали, наверное, величайшие мастера. Фредерик считает, что художников было трое или четверо. Может быть, все рисунки были созданы за один раз, за нескольких часов напряженной работы. А потом художники через всю остальную, прожитую наверху, при дневном свете, жизнь пронесли с собой воспоминания о рисунках, оставшихся в недрах земли. Смотреть на их работы было не обязательно. С точки зрения древних художников, создать эти рисунки было гораздо важнее, чем созерцать их. Фредерик уверен: европейские наскальные рисунки говорят людям кое о чем очень важном.

Он указывает на то, что по всей Европе известно всего около 20 000 наскальных рисунков, хотя люди прожили здесь в ледниковый период около 30 000 лет. Получается меньше одного рисунка в год на все население Европы – несколько тысяч человек. Для сравнения, в Австралии аборигены создали миллионы наскальных рисунков.

Фредерик особенно критически настроен против одной широко распространенной точки зрения. Археологи привыкли считать, что с течением тысячелетий художники ледникового периода становились все искуснее. Звери из Фон-де-Гом, с их совершенными пропорциями и перспективой, например, изображены гораздо профессиональнее, чем более древние неуклюжие лошади из пещеры Пеш-Мерль, которые значительно старше их.

Но в 1990-е годы на юго-востоке Франции была открыта пещера Шове. Рисунки из этой пещеры поражают своим совершенством и богатством разноцветных, искусно прорисованных животных. Самым древним из изображений примерно 32 000 лет, то есть они относятся еще к ориньякской культуре.

Это дает основания предполагать, что изобразительному искусству примерно столько же лет. Не забудьте про флейту из бивня и швабские статуэтки, старейшей из которых больше 40 000 лет. И мастера-ремесленники, и безвестные художники существуют на территории Европы с начала ее заселения людьми современного типа.

Сидя у входа в пещеру, мы обсуждаем теории, которые выдвинули французский археолог Жан Клотт и его южноафриканский коллега Дэвид Льюис-Уильямс. Эти двое здесь, в окрестностях Лез-Эзи, похоже, стали властителями дум. Книги Жана Клотта, и научно-популярные, и академические, можно купить везде – и в магазинах, и в музейных киосках. Коротко все теории можно свести к тому, о чем говорил гид в «лошадиной» пещере Комбарель: рисование в пещерах было для шаманов способом приобретения духовной силы.

Фредерик согласен, что шаманская гипотеза имеет под собой основания, но ее трудно доказать. Возможно, были и другие причины. За 30 000 лет в жизни людей, населявших территории от берегов Атлантики до Сибири, разных движущих сил могло быть много.

В своих рассуждениях Жан Клотт и Дэвид Льюис-Уильямс основываются на трех линиях доказательств.

Первая – бесспорно глубокие познания о самих рисунках. Жан Клотт, например, руководил исследованиями в пещере Шове.

Вторая часть их рассуждений тоже находит понимание у большинства археологов и антропологов. Клотт и Льюис-Уильямс проводят параллели между европейскими художниками ледникового периода и племенами охотников и собирателей XIX–XX веков. В своих книгах Клотт и Льюис-Уильямс исходят в том числе из того, как в антропологической литературе изображаются сибирские кочевники, а также из опыта собственных поездок к индейцам Калифорнии и бушменам Южной Африки. Один из важнейших документов, на который они опираются, состоит из двенадцати тысяч страниц и содержит запись бесед с бушменами; его на протяжении нескольких десятилетий составляли немецкий лингвист Вильгельм Блик, его невестка Люси Ллойд и его дочь Доротея Блик.