Моя дорогая Роза

– Ну что ж, пойдемте, я познакомлю вас со своей коллекцией, – предложил им Фрейзер, отослав Тамар. – Мэдди! Мне будет интересно знать твое мнение о моих последних приобретениях и новинках, выставленных в зале. Как ты думаешь, какие из них принесут мне деньги, а какие мне будет жаль возвращать художнику?

Роза и Фрейзер слегка замешкались, пропуская Мэдди вперед. С замиранием сердца Мэдди первой ступила в огромный зал. По всей видимости, когда-то на этом месте располагались четыре или даже все пять комнат. Фрейзер не упустил момента сообщить им, скольких трудов и средств ему стоило переоборудовать помещение под главный экспозиционный зал, рядом с которым располагалось несколько выставочных залов размером поменьше.

– Впечатляет! – заметила Роза вполголоса. Внушительные размеры зала невольно заставляли переходить на уважительные полутона в разговоре. – Вы уже были владельцем этой галереи, когда приезжали ко мне?

– Мой Бог! Конечно же, нет! – покачал головой Фрейзер. – Я в то время был нищим, беден как церковная мышь. Но старался держать планку! Мне хотелось произвести на вас должное впечатление. Я ведь прекрасно понимал, что вы не станете вступать в разговоры с каким-то обшарпанным оборванцем. Само собой, и в то бедное для себя время я не был совсем-то уж оборванцем, но все же… Я только-только начал раскручивать собственный бизнес. А до этого многие годы работал на других людей, приобретал опыт.

Роза остановилась подле дочери. Мэдди уткнулась носом в живописное полотно – огромная пурпурная клякса. Но что-то же привлекло ее внимание к этой картине! Мэдди разглядывала изображение с живым интересом. Взгляд ее был восторженным и пытливым. А Розе интересна была дочь в этот момент, то, что творилось в ее голове и в душе, а не собственно художественное творение… Акт величайшей значимости для человека пробуждения в нем понимания смысла изобразительного искусства, отражение реальной жизни в образах, красках и линиях, чередовании графических и колористических ритмов, тайна интерпретации… Вот что происходило сейчас с ее дочерью. От истоков изобразительного искусства – первых наскальных рисунков и украшений одежды самых первых людей – искусство пришло к абстрактному изображению смысла, все усложняя художественный язык и расширяя границы интерпретации… Как понимает такое искусство маленький человек в непосредственном своем восприятии? Что чувствует сейчас Мэдди? Роза знала, что не надо тревожить и отвлекать ребенка, когда он углублен в себя и своими силами постигает то, что сотворил для него кто-то другой, – и это тоже общение, обогащающий живой диалог, возможно, самый главный среди многих таких сближений и самый ценный для созидательных сил человеческого характера и склада натуры. Она отвела взгляд от Мэдди, чтобы ее не спугнуть, и придвинулась ближе к Фрейзеру, подхватывая нить их разговора.

– Не скрою, вы произвели на меня тогда сильное впечатление! – негромким голосом призналась Роза и бросила на Фрейзера застенчивый взгляд. – Вы даже не представляете себе, какое хорошее!

– Правда? – несколько растерялся Фрейзер. – А я все эти годы мучился, терзался… Готов был со свету сжить себя, что, должно быть, показался вам тогда бесцеремонным и навязчивым со своими расспросами… Разбередил вам душу, расстроил вас… А все из-за того, что хотел раздобыть картины Джона и заработать немного денег! – Он поймал ее взгляд. – Ах, если бы вы знали, Роза, сколь о многом мне хотелось поговорить с вами в тот день. В вас было что-то такое… притягательное… Да-да! Не смейтесь! Именно так. Притягательное! Возможно, вы сочтете меня безумцем, но признаюсь: мне так не хотелось уходить от вас. Просто не хотелось, и все! Вы словно привязали меня к себе – искренностью, простотой, готовностью понять… всем этим вместе. Что удивительно, ибо видел я вас впервые… Впрочем, что проку ворошить прошлое? Как часто мы сокрушаемся о том, что чего-то не сказали, чего-то не сделали, упустили счастливую возможность…

Фрейзер оборвал себя на полуслове и отвел глаза, а Роза, поддавшись внезапному порыву, вдруг взяла его за руку и стиснула его пальцы.

– Одного вы не можете знать, Фрейзер! – заговорила она едва слышно, почувствовав странное воодушевление. То ли этот пристальный взгляд его бирюзовых глаз так подействовал на нее, то ли тембр голоса, а скорее интонация, с какой он говорил сейчас. То ли наступил наконец тот момент, когда ей захотелось рассказать ему всю правду. – Те несколько минут, которые вы беседовали со мной, помогли мне пережить все последующие годы, выжить в том аду, в какой превратилось мое супружество. Я не переставала думать о вас, вспоминать, какой вы, как смотрели на меня, как разговаривали… И каждый раз, думая о вас, я становилась немного сильнее. Вы и не догадываетесь, что причина, по которой я…