Моя дорогая Роза

Пока ни Роза, ни тем более Фрейзер не рискнули завести с Джоном речь об организации персональной выставки его работ. Фрейзер сказал, что о выставке можно будет толковать только после того, как он выполнит весь объем подготовительных мероприятий. Для этого в том числе придется сдвинуть и график запланированных в галерее событий на ближайшие пару месяцев. И сделать это надо максимально деликатно, не ущемляя интересы других художников. Потом он намеревается отмобилизовать целую армию пишущей братии для освещения предстоящей выставки. Надо еще привлечь ведущих мировых специалистов в области арт-индустрии. Разумеется, времени у них в обрез и откладывать событие на бесконечно долгий срок они попросту не имеют права, но и открывать такую уникальную выставку без соответствующей обработки общественного мнения тоже нельзя. Должны быть фанфары, возвещающие миру о столь масштабном явлении, заявил Фрейзер. Много фанфар. В конце концов как-то поздно вечером они, сидя за кухонным столом и потягивая вино, сошлись на том, что Джону они объявят о предстоящей выставке только тогда, когда все подготовительные работы будут завершены.

Отношения между Розой и Фрейзером почти наладились. Та обида, которая выплеснулась у Фрейзера, ослабела или была запрятана очень-очень глубоко, в самых дальних уголках души. А на поверхности был безукоризненно вежливый, улыбающийся, дружелюбный Фрейзер. В своих разговорах они ни разу больше не коснулись тех волшебных мгновений и тех обещаний, которые дали друг другу в те несколько часов идиллической близости, проведенных ими в гостиной у Дженни. Сегодня просто невозможно было поверить в то, что счастье было от них так близко. Такое впечатление, что ничего и не было вовсе. Никогда! Фрейзер словно выжег каленым железом эти двадцать четыре часа из своей жизни и сделал это, не задумываясь. Сейчас у него своя, другая жизнь, в которой есть место только для Сесилии. Плюс хлопоты, связанные с галереей, постоянная готовность прийти на помощь Джону. Словом, недосуг ему вспоминать ту ночь в гостинице и холодное пасмурное утро, которое в одночасье разрушило все.

Всякий раз, когда у Розы выпадала свободная минутка, чтобы задуматься о себе и о том, что тогда случилось, она задавалась лишь одним вопросом: да было ли это все на самом деле? Не плод ли это ее возбужденного воображения, которое разыгралось с такой силой, что мечта стала казаться явью? Но как бы то ни было, а приходилось мириться с тем, что было сегодня. Пусть все идет, как идет, думала Роза. Ведь альтернативы у нее попросту нет. А та мимолетная близость, которая у нее возникла с Фрейзером… Что ж, она была и прошла. И дело здесь даже не в ее легкомысленном поведении. Просто он спохватился, понял, что поторопился, и нашел повод, чтобы отдалиться от нее. Только и всего.

После долгих тягостных размышлений она все же решила рассказать Мэдди всю правду о Джоне и сделать это еще до того, как он вернется из госпиталя. Нельзя скрывать от нее и далее все обстоятельства болезни ее деда, нужно подготовить дочь соответствующим образом, чтобы кончина дедушки, которого она так любит, не стала для нее громом среди ясного неба. Ведь сама Роза, когда впервые столкнулась со смертью, была гораздо старше, чем сегодня Мэдди. И тем не менее смерть мамы стала для нее настоящим потрясением и она бы отдала все на свете за то, чтобы знать заранее, что мама скоро уйдет от нее навсегда. Ах, каким бы значительным стало тогда каждое мгновение, которое они провели вместе! Она бы не тратила время на всякие пустяки или мелкие обиды. Конечно, известие о близкой кончине Джона может стать для Мэдди ударом. Но за эти последние несколько недель у Розы появилась возможность понять, какой по-настоящему славной девочкой растет ее дочь, мужественной, сильной, способной в одиночку противостоять враждебному миру. Просто невиданный стоицизм в ее-то годы!

– Дедушка возвращается! – объявила она Мэдди, которая все утро занималась тем, что рисовала для него яркую многокрасочную открытку: приветствие по случаю возвращения домой. – Его привезут Тильда и Фрейзер. Хочешь помочь мне сварить для него супчик?

– Хочу! – подхватилась со своего места Мэдди, радостно всплеснув руками, измазанными краской. – Значит, скоро мы снова будем с дедушкой работать вместе! А ты найдешь мне школу, где я стану учиться. Я же пока попрактикуюсь, поучусь, как вести себя так, чтобы у меня появились друзья.

– Едва ли дедушка сможет сейчас работать, – осторожно заметила Роза. – И уж точно, не в студии. У него ведь была операция, и он еще очень слаб. Мэдди, наш дедушка тяжело болен. Очень тяжело.

– Я это знаю! – согласно кивнула Мэдди. – Ведь вертолеты «Скорой помощи» посылают только за очень больными людьми.

– К сожалению, – Роза протянула Мэдди несколько картофелин, чтобы та очистила их для супа, и замолкла, сосредоточенно обдумывая, в какие слова облечь все то, что она намеревалась сказать дочери. – К сожалению, дедушка вряд ли поправится когда-нибудь.

– Но он же уже старенький! А старики всегда болеют дольше.