Моя дорогая служанка

А действительно, что это я все думаю и думаю об этом деле? Ведь мадам Удовиченко пока никто не арестовал, и еще неизвестно, арестуют ли вообще. Может, Мельников и его команда все-таки уцепятся за версию братца-уголовничка? Да, пожалуй, это было бы здорово: кровожадный тип все равно уже получил по заслугам за все свои деяния и теперь пребывает там, где его судят другим судом. А многострадальной Маргарите Игоревне хорошо бы обрести наконец покой.

Магазин был еще закрыт. Я постучала в дверь, и вскоре мне открыла сама хозяйка.

– Еще раз здравствуйте…

Она ничего не ответила, повернулась и пошла внутрь торгового зала. Мне ничего не оставалось, как последовать за ней. Маргарита была в магазине одна. Она расставляла на полки вазочки, чайнички, бокалы, доставая их из больших картонных коробок, которые стояли на полу у ее ног.

– Маргарита Игоревна, – начала я, – вы знаете о том, что ваше положение более чем серьезное…

– Это почему это оно серьезное? – не переставая заниматься своим делом, с вызовом спросила женщина. – Я никого не убивала! Я вообще никому ничего плохого не делала. А между тем…

– Между тем вас видели возле дома вашей бывшей домработницы, и отрицать это бессмысленно.

Она повернулась ко мне. Взгляд ее не был ни радостным, ни приветливым:

– А если и видели, то что? Находиться возле дома еще не означает заходить внутрь.

– Согласна. Но возле дома вы все-таки были? – настаивала я.

– Ну, была! Да, была, и что теперь? Меня посадят? И сколько, интересно, дадут? Вообще, интересно, есть такая статья в Уголовном кодексе – «нахождение возле дома погибшего»?

– Вы хотели поговорить с вашей бывшей домработницей? – спросила я, стараясь не замечать ее сарказм.

– С ней без толку было говорить, – тяжело вздохнула Маргарита Игоревна и обреченно покачала головой.

– Почему? Вы уже пытались делать это? – догадалась я.

Она вдруг подошла к единственному стулу, который зачем-то стоял здесь, и обессиленно опустилась на него.

– Татьяна, не мучьте меня, прошу вас! Я так устала за эти полтора года!.. Мама была права: эта тварь принесла в наш дом столько несчастья! Я закрывала глаза на ее плохую уборку, на пыль и грязь, которые она оставляла повсюду, так она стала приворовывать!

– А вы знаете, Маргарита Игоревна, что это ваш сын…

– А почему он стал это делать, скажите мне! Ради кого? Ради этой потаскухи! До того, как он схлестнулся с ней, у нас в доме никогда ничего не пропадало, все мои украшения лежали чуть ли не открыто. Во всяком случае, мальчик знал, что в моей шкатулке много всякого добра. Но никогда, повторяю никогда ничего не пропадало. Боже, почему я не выгнала ее раньше?!

Маргарита Игоревна достала из-за пазухи платочек и вытерла навернувшиеся слезы.

– А еще этот брат-уголовник! Когда мы узнали о нем, мне стало плохо с сердцем. Она не должна была скрывать при приеме на работу, что ее родственник сидит в тюрьме. Я всегда задаю подобные вопросы всем, кого принимаю на работу, и если оказывается, что в родне есть люди, не поладившие с законом, я отказываю…

Маргарита Игоревна встала со стула и снова принялась расставлять посуду по полкам. Но мне казалось, она это делает потому, что пытается хоть как-то успокоить себя.

– А мой сын?! – вдруг снова продолжила она свой монолог. – Это же надо – окрутить двадцатилетнего мальчика?! Она же на шесть лет его старше! К тому же, по всему видно, опытная штучка! А глупому мальчишке много ли надо? Что она ему наплела, не знаю, только он, дурачок, совсем голову потерял…

– И не он один, – вставила я.

– Да, мой муж тоже хорош! Уж от него-то я никак не ожидала: все-таки взрослый мужчина, на такой ответственной работе… Я ему двадцать лет хранила верность! Последние семь лет я просто живу здесь, в этом магазине, зарабатываю деньги для семьи, для сына, чтобы у него все было… Мы за границу каждый год ездим всей семьей, мальчику вот собрались машину покупать… А он… за моей спиной… Предатель! Кобель! – вдруг выкрикнула она и разрыдалась.

Я терпеливо ждала, пока она выплачется. Я ее прекрасно понимала: наболело у женщины за полтора-то года! Если женщина один раз узнает, что ей изменили, и то для нее потрясение, а знать такое в течение длительного времени и терпеть, тут уж просто железные нервы нужны.

– А почему вы не развелись с ним? – спросила я. – Разве это нормально – жить вот так, страдать, терпеть рядом с собой человека, который просто внаглую изменяет, буквально открыто, и не собирается бросать любовницу?!

Она посмотрела на меня сквозь слезы и горько усмехнулась:

– Эх, молодость! Сколько вам лет, Татьяна? Двадцать шесть – двадцать семь?.. Вот когда вам пойдет сорок шестой, и вы поймете, что впереди старость, и первые морщинки появились на лице, и ты уже никому, в сущности, не нужна, кроме своей семьи, разумеется…

Она хотела сказать что-то еще, но тут в дверь магазина постучали, и Маргарита Игоревна быстро стала вытирать глаза и приводить себя в порядок.

– Это девочки, – сказала женщина, доставая откуда-то из-под прилавка зеркальце. – Татьяна, откройте, пожалуйста.