Моя душа темнеет

Дверь захлопнулась за ее спиной, и Лада подпрыгнула от неожиданности. Звук был таким формальным, таким окончательным. Ее сердце бешено колотилось, а дыхание было поверхностным и неравномерным. Она следовала за евнухом по извилистым коридорам, стараясь их запомнить. Всюду было чисто и светло. Сверкающая кафельная плитка с замысловатыми узорами заманивала их все дальше.

Евнух открыл дверь в маленькую комнату для ожидания.

– В течение часа к вам подойдут, помогут разместиться и введут в курс дела. – Он вышел, не сказав больше ни слова, и закрыл за собой дверь.

Он ее не запер.

И это вроде бы не имело значения, но Лада пришла в ярость. Это всего лишь дверь, твердила она себе. И полная неспособность евнуха увидеть в женщине потенциальную угрозу.

Она взяла один из своих кинжалов и вонзила его в диван. Проведя им вдоль, она сделала неровный разрез. Затем убрала кинжал в чехол, закрепила вуаль и вышла в коридор. Она отлично справилась бы с этой миссией, не позволяя тому факту, что она внутри гарема Мехмеда, отвлечь ее.

Ей захотелось пройти дальше. Она взяла большую вазу с ароматным букетом и пошла, вытянув ее аккуратно перед собой, как будто у нее была цель. Нести куда-то букет цветов казалось вполне логичным занятием в этой позолоченной птичьей клетке.

Пройдя мимо нескольких закрытых дверей и свернув в три отдельных коридора, Ладу испытала прилив отчаяния. Наверное, Мехмед завершит здесь свои дела и уйдет прежде, чем она даже успеет его найти. И что она потом скажет своим мужчинам?

До ее слуха донесся плач младенца. Она свернула в сторону, пошла на резкий, похожий на ослиный, крик, пока не дошла до комнаты с широко распахнутыми резными деревянными дверями.

Она проскользнула внутрь и шмыгнула влево, где напротив большого, раскрытого окна стояла красивая ширма. Она умудрилась протиснуться между ширмой и стеной: звуки ее шагов заглушал плач ребенка.

Смех Мехмеда пронесся по комнате, непосильной тяжестью упав на плечи Лады.

– Я что – неправильно его держу? Я ему не нравлюсь.

– Конечно, нравишься! – Голос женщины был приторно-сладким. Лада почувствовала, как он застрял у нее в ушах. Она знала, что сколько бы она их ни терла и ни мыла, ей не избавиться от него никогда. – Он сильный, видишь?

– Мой маленький Бейязит. Будь сильным во время моего отсутствия. Я скоро вернусь.

Слова Мехмеда были пропитаны нежностью, и Ладе захотелось, чтобы все было не так. Она думала, что самое худшее, что может произойти – это обнаружить его с другой женщиной, но это…

Она не знала, как злиться на ребенка.

Но все же ей это удалось.

– Ты надолго уезжаешь? – спросила женщина.

– До тех пор, пока мы не разгромим Скандербега. Тебе что-нибудь нужно?

– Нет! О нас очень хорошо заботятся. Будь осторожен!

– Прощай, мой мальчик!

Лада с удовлетворением отметила, что с наложницей Мехмед разговаривал таким же тоном, как и с любым слугой. Но он совершенно точно испытывал какие-то чувства к ребенку. А его ему подарила наложница.

Младенческий крик стих в коридоре. Лада услышала, как кто-то встал. Она вышла из-за ширмы, все еще держа в руках вазу.

Мехмед скользнул по ней взглядом, направляясь к двери. Она запустила вазу ему в голову. Он увернулся, ваза врезалась в стену, острые осколки застекленной керамики рассыпались по полу, залитые водой и рассыпанными цветами.

Побагровев от гнева, он взглянул на нее.

– Да что ради всего…

Она сорвала с себя вуаль. Через мгновение ярость на его лице сменилась улыбкой. Он рассмеялся и покачал головой.

– Что ты здесь делаешь, Лада?

Она закрыла дверь. Его глаза вспыхнули надеждой, и он шагнул к ней.

Она увернулась от его рук.

– Я могла тебя убить.

– Во что бы то ни стало – убей меня. – Он снова потянулся к ней, и его улыбка была абсолютно безмятежной. Прошло уже несколько дней с тех пор, как им ненадолго удалось остаться наедине.

Только не здесь, подумала она. Где угодно, только не здесь.

– Скандербег? – спросила она, сменив тему. Искандер-бей был одним из любимых янычар Мурада, а теперь стал одним из любимых янычар Лады. Уже несколько лет он был колючкой в боку империи, и, используя то, чему научился у них, продолжал держать их в безвыходном положении.

Лада изучила все его сражения с такой же страстью, с какой Мехмед изучал ислам.

Лицо Мехмеда стало непроницаемым.

– Да, мой отец объявил о начале новой кампании. Я поеду вместе с ним и буду командовать флангом в осаде.

Грудь Лады взорвалась от радости. Она могла бы проявить себя, показать своих мужчин, и… она могла поехать, наконец-то увидеть что-то еще, пусть даже и не свой дом.

– Когда мы выезжаем?

Мехмед избегал смотреть ей в глаза. Он наклонился и поднял несколько цветов, осторожно, чтобы не порезаться об острые края разбитой вазы. – Я выезжаю сегодня вечером.

Лад поспешила к двери.

– Мы будем готовы через час, я…

Мехмед схватил ее за руку и притянул к себе.

– Ты не едешь.

– Я… что? Мы готовы. Мои мужчины готовы. Нас мало, но мы можем осуществлять разведку, а я могу…

– Ты остаешься здесь!

Лада убрала его руку и отступила на шаг назад.

– Почему?