Моя единственная

Девни доходит до двери, открывает ее и еще раз оглядывается на меня. Она поднимает руку, чтобы помахать, прикрывает рот и исчезает. Я не слышу и не замечаю, как мой брат направляется ко мне. Я просто стою здесь и смотрю, как ее задние фонари исчезают на дороге.

Его рука ложится мне на плечо.

— Мне жаль, Шон.

— Это никогда не сработает.

— Не говори так.

— Вот почему я никогда не боролся за это раньше. Вот почему я, блядь, лгал и не позволял своим чувствам стать чем-то большим, чем дружба. Черт! Я знал, что это плохая идея… — я отпихиваю его руку от себя и иду на крыльцо. Я сижу там, надеясь, что машина снова появится.

Он сидит рядом со мной в кресле-качалке, тихий и одновременно чертовски громкий. Каждый раз, когда он смотрит на меня, я чувствую его разочарование.

— Что? — огрызаюсь я, когда снова ловлю его взгляд.

— Ты уверен, что все кончено? Вы никак не можете договориться?

— Да. Все кончено.

— Я не понимаю.

Я делаю тяжелый вдох через нос и смотрю на пыль, которая пытается осесть обратно.

— Я тоже.

На самом деле, я ничего не понимаю в жизни. Смерть моей матери была ужасной. Потом был наш дерьмовый отец, который избивал нас, убил двух человек и почти разрушил все наши жизни. Почему бы, черт возьми, не потерять девушку, которую я люблю? Что еще нужно на этом этапе?

— Она ушла, потому что Остин — ее сын? Я не понимаю.

— Это сложно.

Мы с Джейкобом всегда были близки. Я рассказывал ему обо всем, и он был для меня открытой книгой. Не знаю, может, это потому, что Деклан всегда казался намного старше, поэтому, когда я был с ним, я старался быть хладнокровнее и взрослее. Когда я был с Джейкобом, я был самим собой. Я мог быть спокойным, веселым и просто смеяться над жизнью. Коннор был самым младшим, и он смотрел на нас снизу вверх, поэтому мы командовали им. И, хотя он самый близкий мне человек, я не хочу ничего ему говорить. Я хочу кричать, швыряться вещами и уехать из этого дерьмового городка.

— Потом все уладиться.

— Ну почему я об этом не подумал? — язвительно спрашиваю я. — Я имею в виду… это просто охренительно. Я должен пойти и облегчить жизнь нам с Дев, потому что ты об этом упомянул. Итак, как изменить ситуацию и сделать ее лучше… Есть идеи, гений?

— Во-первых, ты можешь перестать быть мудаком и повзрослеть.

Я игнорирую его и откидываюсь на спинку кресла, двигаясь в такт своему разбитому сердцу. Боль — мой постоянный друг. Она напоминает мне, что все было по-настоящему, и я переживаю это.

После нескольких минут молчания Джейкоб снова заговорил.

— Остин был расстроен.

— Я тоже.

— Когда мы сидели в машине, он все время спрашивал, почему ты не можешь быть его отцом.

Я делаю глубокий вдох.

— Потому что я не заслуживаю этого ребенка.

— Ты сейчас тоже не заслуживаешь Девни. На самом деле, единственное, что ты должен получить — это удар кулаком в лицо.

— Попробуй, — дразню я его.

Он смеется, покачивая головой.

— Да, конечно, красавчик. Мы все знаем, что ты не боец. Вернемся к вопросу о том, почему ты гребаный идиот… — стону я, жалея, что у меня нет характера Деклана или правого хука Коннора.

— Не хочешь объяснить, почему ты ее отпустил? — спрашивает Джейкоб с легким раздражением в голосе.

— Я ничего не мог сделать. Я пытался спасти ее, но она была намерена уйти.

— Верно, — он кивает. — Понимаю. Логично. Когда она стояла и плакала, казалось, что она очень рада этому. Надеюсь, мой отъезд из этого города будет таким же.

Он ничего не видит, и я могу его убить.

— По крайней мере, теперь, когда ты переедешь обратно через несколько недель, ты сможешь остаться в доме. Черт, иди и забери свое дерьмо прямо сейчас, потому что я не могу здесь оставаться.

Слишком много Девни, а у меня было достаточно сердечных страданий. Она повсюду в этом доме. Запах ее шампуня витает в душе, ее смех раздается на кухне, а в спальне царит ее тепло. Но это всего лишь мое воображение, потому что не прошло и двадцати четырех часов после нашего возвращения из Тампы, как она уехала. Как будто все, что нас связывало, исчезло вместе с пылью от ее шин.

— Ты не сдался, Шон. Все, что выпадало на твою долю, ты преодолевал.

— Я не могу заставить ее полюбить меня.

Он пожимает плечами.

— Не думаю, что это ее проблема.

Я откидываюсь в кресле-качалке, не обращая внимания на то, что на улице чертовски холодно, я ничего не чувствую. Я рад этому оцепенению.

— Она ушла, и это был ее выбор. Она попросила меня принять ее решение, что я и делаю.

— Не то, чтобы ты не знал, куда она направляется.

— И что? Ты хочешь, чтобы я явился туда и умолял ее. У меня, блядь, есть гордость, — что-то летит мне в голову, но я успеваю отбить это. — Какого хрена?

— Тебе нужно, чтобы что-то ударило тебя по голове, ты, тупое дерьмо.

— Я не виноват.

— Может, и нет, — соглашается Джейкоб. — Я все равно считаю, что вы оба идиоты. Ты любишь ее. Она любит тебя. У нее есть ребенок, который любит тебя, и я уверен, что ты любишь этого ребенка. Так в чем, черт возьми, проблема? Женись на девушке.

О, вот это удар.