Читаем Моя эпоха (СИ) полностью

И в туман лживых слов повели за собой

Те, кто черен как ночь, был внутри.


Кто кричал, кто смеялся, кто плакал навзрыд...

Кто-то дрогнул и сдался легко.

Были те, кто забыли про совесть и стыд

И взлетели, увы, высоко.


Только были напрасны усилия те,

Все попытки покинуть тюрьму.

И пришел новый бог – на зеленом холсте,

Поклоняться все стали ему.


Тут я вспомнил тебя и вернулся опять

К нашей дружбе, забытой давно;

Надоело бояться и нет, что терять.

Все сгорело и в поле темно.


Ты опять повторил мне: терпи и молчи,

Все свершится в положенный срок.

Вот тогда мне от рая достались ключи

И я запер железный замок.


2010


Россия


Опять поднимается крик.

Опять дождь отравленных копий.

Какой нам налепят ярлык?

Кто мы в этой старой Европе?


Россия стоит на меже,

Где Запад столкнулся с Востоком,

Где бездна встает в мираже,

А мысли стремятся к истокам.


Здесь слабых и плачущих нет.

Еще нам хватает отваги.

И пеплом пылающих лет

Увенчаны гордые флаги.


Мы можем настойчиво ждать.

Наш дремлющий дух не утрачен;

Без страха любить и страдать

И жить не как все, а иначе.


Славяне – великий народ.

Нам много дано испытаний.

Еще мы увидим восход

В стране незабытых преданий.


Мы те, кто в назначенный час

Восстанет как Феникс из пепла.

Пишите легенды о нас.

Сейчас. Пока тьма не ослепла.


Вы можете льстить, господа,

Ногами в бессилии топать.

Вам нас не понять никогда.

Мы гунны… Ты слышишь, Европа?


2009


Родина


Я люблю свою Родину бедную,

На добро отвечая добром.

Сколько раз ты стояла над бездною,

Крылья легкие вскинув крестом.


Много раз, озаренная пламенем,

Поднималась из новых руин

И опять собирала под знаменем

Тех, кто вышел из тьмы невредим.


Шли столетья, снегами овеяна,

Не старела ты чистой душой.

Слишком долго ты в бедах затеряна,

Пробираясь дорогой глухой.


Радость, горе делили мы поровну.

Я молился за счастье твое.

Пусть уносится в дальнюю сторону

Налетевшее вдруг воронье.


Драгоценная, светлая, добрая,

Всем себя отдавала сполна.

Я не знаю прекраснее образа, –

Ты как мать мне, сестра и жена.


2009


Война 1941 - 1945 (цикл стихов)


СТРАШНЫЙ СУД


"Мы не забудем и не забывали,

как батальоны наши наступали,

неудержимо двигаясь вперед".

Пусть говорят нам дети перестройки,

что мы теперь живем в большой помойке,

но в генах наших – сорок первый год.


И если вдруг настанет это время,

когда народы с их грехами всеми,

трикратно  трубы в небо призовут,

не Бог пронзит их своим взглядом зорким,

а паренек в истлевшей гимнастерке

вершить над ними будет Страшный суд.


Он всё увидит – этот юный мальчик

И лесть от правды, доброту от фальши,

и гнев от злобы сразу отличит.

Но тем, кто продал Родину и веру,

воздаст сполна – за мерой ту же меру

и никогда вину их не простит.


Из сборника "Соцветие поэтов" (Ярослав Смеляков)


2013



В ЗЕМЛЯНКЕ


Басы зениток ночью не слышны.

Опять дожди. Затишье. Мы в землянке

сидим, слегка уставши от войны

и от ее изгаженной изнанки.

Уже затихла хриплая гармонь.

Солдат читает, глядя на огонь:


«Мать и сыны сравнялись в грозный час.

Москва моя, военною судьбою

мы породнились, не смыкая глаз

ты в эту ночь, как мы, готова к бою».

Вдали разрыв. Наверное – фугас.

«Товарищ Сталин! Слышишь ли ты нас?»


Идет рассвет, в землянке всё тесней.

Пришли ребята даже из штрафбата.

Но стал короче список черных дней.

Позвольте, здесь опять его цитата:

«Но сыну было, - пусть узнает мать, -

Лицом на Запад легче умирать».


Из сборника "Соцветие поэтов" (Константин Симонов)


2013



ПИСЬМО СЫНУ


Я знаю ты на линии огня

лицом к врагу – он подлый и ужасный.

Ты был надеждой светлой для меня -

единственный, желанный и прекрасный.

А враг глумится над отчизной нашей.

Будь тверд в бою, отважен и бесстрашен.


Не жди, пока укутают снега

всю землю – от Днепра и до Урала.

Убей его, сейчас убей врага!

Он ненасытен и ему всё мало.

Будь прокляты фашистские злодеи.

Молю тебя – нажми курок скорее.


Мы отошли от Ветхого завета.

У нас теперь одно лишь чувство — Месть.

Он мертв уже – благодарю за это!

Я от тебя лишь эту жажду весть.

С лица земли их будет сотни стертых

врагов — за каждого из наших мертвых.


Из сборника "Соцветие поэтов" (Вера Инбер)


2013



ПОСЛЕ БОЯ


"Смерть на войне обычна и сурова",

она везде: в огне, в дыму – кругом.

И мы молчим. Копаем яму снова,

всю боль потерь оставив на потом.


Сердца сгорели, не оставив пепла.

Мир груб и прост. Он не жалеет нас.

В бреду войны душа уже ослепла,

лишь вьюга смерти на сетчатке глаз.


Я был с ним рядом. И в одном окопе

делил с ним хлеб и горе пополам.

"Он не дожил, не долюбил, не д'oпил",

родных своих оставив где-то там.


"Он умирал. И, понимая это,

Смотрел на нас и молча ждал конца".

Теперь мы ждем холодного рассвета

и будем плакать каплями свинца.


Забыл сказать – мы родом из штрафбата:

отбросы, шваль и прочие зека.

За отчий дом и за тебя, солдата,

мы отомстим.  Ты отдохни пока.


Из сборника "Соцветие поэтов" (Михаил Дудин)


2013



БЛОКАДНЫЙ ЛЕНИНГРАД


Печаль войны всё тяжелей, всё глубже,

всё горестней в моем родном краю.

В кольце блокады, голоде и стуже

я город свой родной не узнаю.


Он в тишине предбоевой, печали,

нигде – ни звука и не слышно птиц.

Какие дни тревожные настали!

Фашисты ждут, что мы склонимся ниц.


Да не падет на этот дом родимый

позор бесчестья, плена и плетей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия
Движение литературы. Том I
Движение литературы. Том I

В двухтомнике представлен литературно-критический анализ движения отечественной поэзии и прозы последних четырех десятилетий в постоянном сопоставлении и соотнесении с тенденциями и с классическими именами XIX – первой половины XX в., в числе которых для автора оказались определяющими или особо значимыми Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Достоевский, Вл. Соловьев, Случевский, Блок, Платонов и Заболоцкий, – мысли о тех или иных гранях их творчества вылились в самостоятельные изыскания.Среди литераторов-современников в кругозоре автора центральное положение занимают прозаики Андрей Битов и Владимир Макании, поэты Александр Кушнер и Олег Чухонцев.В посвященных современности главах обобщающего характера немало места уделено жесткой литературной полемике.Последние два раздела второго тома отражают устойчивый интерес автора к воплощению социально-идеологических тем в специфических литературных жанрах (раздел «Идеологический роман»), а также к современному состоянию филологической науки и стиховедения (раздел «Филология и филологи»).

Ирина Бенционовна Роднянская

Критика / Литературоведение / Поэзия / Языкознание / Стихи и поэзия