– Да, Пантелеймон Кондратьевич, уверен. Сами же видите: как я и говорил, напали немцы на французов, всю Европу под себя подмяли, англичане им не страшны, те на своем острове сидят безвылазно, а сил для войны на континенте у них нет, вот теперь можно смело и на нас лезть, не опасаясь удара в спину.
– Как бы я хотел, чтобы вы ошибались.
– Я бы сам этого хотел, но это зависит не от нас, а мы можем лишь приготовиться к предстоящему, и чем лучше приготовимся, тем меньше крови своих людей потом прольем.
Пономарев отдал распоряжение, и нам выделили пиломатериалы, да и работников тоже дали, немного, но их помощь была неоценима. Все работы шли на закрытых территориях. Разработав чертеж, бойцы и рабочие изготовляли детали, которые и складировали, а собирать их будем весной, когда снег сойдет.
Незаметно пролетела осень, затем быстро шла зима, и вот уже Новый год на носу. Взяв неделю отпуска, я рванул в Москву к семье, и праздник встречал весело, не хотелось грустить. Это время вообще пролетело мгновенно, кажется, что только приехал, а уже пора уезжать назад.
Остаток зимы пролетел также быстро, и как только растаял снег, и температура поднялась, так сразу начался незаметный вывод войск в леса. Вместо выводимых танков и орудий их места занимали макеты, и хотя они вроде как и были накрыты масксетями, но немецкие авиаразведчики, которые регулярно летали над нами, несмотря на наши протесты, фотографировали стоящую в парках технику и орудия.
На аэродромах было то же самое, самолеты вывели на небольшие полевые аэродромы, а на их местах открыто стояли уже списанные самолеты, выработавшие свой ресурс, или их макеты под маск-сетями и брезентом.
Время неумолимо тикало, с каждым мгновением приближая неизбежное, а я пытался вспомнить, что еще можно сделать в оставшиеся месяцы. Кроме самой техники в леса вывезли и склады, организовав их в местах будущей обороны. За прошедший год все уже привыкли, что в лесах постоянно рыскают военные, а потому никого не удивляло то, что то тут, то там оказывалась запретная зона. Это хорошо помогало скрыть передислокацию наших войск. Конечно, пока не начнется, не узнаешь, как хорошо сработала твоя уловка, но я надеялся, что противник не смог вскрыть мои приготовления к предстоящей войне. Первого июня меня вызвали в Москву к Сталину.
– Здравствуйте, товарищ Сталин.
– Здравствуйте, товарищ Павлов, проходите, садитесь. Уже начало лета, а пока все тихо. Вы по-прежнему уверены, что немцы нападут на нас?
– Да, товарищ Сталин, уверен, до конца этого месяца сохранится опасность начала войны. Если до начала – середины июля не начнется, то, считай, в этом году нам повезло, вот только не думаю я, что Гитлер будет долго ждать. Он видит, что время работает на нас, что мы все время усиливаемся, а потому не станет долго ждать.
– Разведка уже несколько раз докладывала даты начала войны, и каждый раз она не начиналась.
– Товарищ Сталин, войну начать – это не соседу в морду дать, тут подготовиться надо, а как ни планируй, но всегда остается вероятность непредвиденной ситуации. Видимо, каждый раз происходило что-то, что заставляло переносить дату нападения.
– Хорошо, идите, надеюсь, вы хорошо подготовились.
– Я сделал все, что только было в моих силах, и если немцы все же решатся, то их ждет смертельный сюрприз.
Вернувшись назад в Минск, я начал последнее – скрытую эвакуацию семей командиров. Мне вовсе не улыбалось, чтобы с началом войны мои командиры больше думали о безопасности своих семей, чем о войне. И вот тут мне пришлось основательно схлестнуться с политотделом. Честно говоря, я с самой своей курсантской юности недолюбливал этих звездунов, и если в мое время они могли просто подгадить твоей карьере, то сейчас, по сути ни за что не отвечая, политработники имели большую власть и возможность качественно нагадить любому командиру вплоть до фатального исхода[37]
.Эти звездуны приняли в штыки мою идею о скрытой эвакуации семей командиров и принялись с большим энтузиазмом ставить мне палки в колеса. И тут мне пришлось доводить дело до скандала, правда, как говорится, в своем узком кругу. Когда я объявил на совещании командования округа о своем решении отправить в течение недели все семьи командиров на Черное море, чтобы именно так скрыть ото всех истинную причину их отъезда, то политуправление категорически воспротивилось этому. Больше всех возражал начальник политуправления округа:
– Вы что, думаете, что немецкий пролетариат пойдет на нас войной? Я буду вынужден поставить в Главном политуправлении вопрос о вашей политической незрелости.