В тот день, когда я схватился за нож, чтобы прикончить его и, наконец, покончить со всем этим дерьмом, я полз по дороге со сломанной в двух местах ногой, истекая кровью из разбитого носа, губ, головы, рук. Тот день стал последним, когда я видел его, захлёбывающегося кровью, с ножом в брюхе. Тот день стал последним, когда я видел своего брата. Он кричал, что ни за что не простит меня, если отец умрёт. В тот день он сказал, что я для него умер.
— Знаешь, о чём я жалею? — выплёвываю сипом. — Что у меня не хватило сил добить тебя и раз и навсегда избавить от твоего «воспитания» ещё и Егора.
— Ах ты, сучонок! — рявкает, снова бросаясь на меня.
Каким бы сильным я не стал за эти годы, всё равно оказываюсь на спине, принимая удар по рёбрам.
Вашу мать!
От боли перед глазами всё плывёт, а воздух с хрипом вылетает из лёгких.
Тоха подбегает в попытке оторвать от меня отца, но чёрта с два эту скалу так просто сдвинешь.
Настя… Настя… Настя… Моя девочка…
Моя сила. Моя любовь. Моя вера. Моя надежда. Мой свет.
Сгребаю все силы и сбрасываю его с себя, одновременно впечатывая кулак в ненавистную рожу.
Не сдаюсь больше. Нет страха.
Тут же ловлю ответку. Нос хрустит. Из губы кровь. Перед глазами темнота.
Кровь… Кровь во рту. Кровь из носа. Кровь на глазах. Кровь на руках.
Поддаюсь панике. Пячусь к стене.
Боль. Тяжёлая. Пульсирующая. Отупляющая.
— Стой, твою мать! Настя, блядь, остановись! — раздаётся за закрытой дверью крик Егора, а в следующую секунду она распахивается, и на пороге появляется моя девочка.
Какого хрена, вашу мать, она тут делает?!
Отвлекаюсь на секунды, но тут же выхватываю новый удар. Впечатываюсь в стену. Перед глазами темнота.
— Артём! — пробивается в агонизирующий от боли мозг Настин визг.
Ощущаю её касания на лице, голове и шее, но всё ещё не могу сфокусировать размазанный взгляд.
— Уходи, Насть. — бросаю вместе с кровью.
— Не уйду. Никогда больше не уйду, Тём.
Она обнимает меня. Скольжу лапами по её телу.
Любимая ранена. Ей тоже больно, но она всё равно здесь.
Даже папаша притихает.
Чувство такое, что время замерло или тянется бесконечно, хотя проходят считанные секунды.
Разгоняю всё дерьмо, пока прижимаю к себе самого дорого человечка на свете. Да, именно человечка, потому что она такая маленькая и хрупкая, и похуй на сопли.
— Я люблю тебя, Тёма. — шелестит, собирая губами плазму с моих губ.
И происходит очередной зашквар, потому что член оживает в ту же секунду. Ну вот вообще не смешно.
Любимая цепляется в мои плечи дрожащими руками поднявшись на носочки.
— Отпускай, малыш. Норма. — выбиваю, когда картинка наконец проясняется.
Сжимаю ладони на тонкой талии и толкаю вниз, пока не становится на пол стопами.
Отец замер столбом у своего стола, но весь его вид говорит о том, что он готов снова наброситься на меня.
Цепляю Настю за локоть и толкаю себе за спину.
— Уведите её. — бросаю, обращаясь к Тохе и Егору одновременно.
Пора покончить с этим раз и навсегда. Каждый раз Настина близость даёт мне жизненно-необходимый заряд уверенности и силы.
Ради неё у меня нет права облажаться и оставить всё как есть.
— Артём! — шипит Настя, когда парни делают попытки вывести её за дверь.
Бросаю короткий взгляд на неё и читаю злость в зелёных глазах. После всего, через что ей пришлось пройти, эта ведьма умудряется на меня злиться, потому что я просто хочу её защитить.
— Пожалуйста, Насть, выйди сейчас. — прошу, оборачиваясь к замершему отцу. — Не хочу, чтобы ты это видела.
Сжимаю сбитые кулаки и скрипящие челюсти и иду в его сторону.
Из коридора доносятся крики и возмущения моей девочки, но я отключаю всё лишнее, сосредоточиваясь на прошлом, с которым должен разобраться раз и навсегда.
— Ты почти сломал меня, — выбиваю сквозь зубы, — но я поднялся и пошёл. Ты убил во мне желание жить. Ты уничтожил способность доверять и любить, потому что человек, который должен был быть самым близким и надёжным, рвал меня на части из-за собственного бессилия.
— Заткни рот! — рявкает папаша, предпринимая ещё одну попытку уложить меня на лопатки.
Несмотря на головокружение, боль и размазанное зрение, сохраняю холодный рассудок и не только уворачиваюсь, но и заламываю его руки, утыкая мордой в стол.
— Я понял, почему мама сбежала от тебя. — рычу ему в ухо.
— Заткнись! — орёт, вырываясь, но я лишь сильнее вдавливаю его в красное дерево столешницы.